Вернуться   Мастерская > Мировые события
Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 01.04.2014, 11:20   #1
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Александр Дугин

Геополитическая империя СССР

Цитата:
Кто победит в войне белых и красных? С идеологической точки зрения – это одно, а с геополитической точки зрения – другое. Красные – это теллурократия, это объединение континента изнутри. Белые – это талассократия, это невольные заложники Антанты, англосаксонских сил. Поэтому судьба России зависит от того будет ли у нас континентальная интеграция, вернёмся ли мы после этого смутного времени революции на континентальную орбиту сухопутной державы. Либо мы будем расчленены и поставлены под контроль морскому могуществу.

Мы уже сегодня знаем, что победа большевиков в гражданской войне, и то, что большевикам, красным удалось объединить под своей эгидой почти всю территорию бывшей российской империи. На самом деле это исторический факт. И уже эта их победа означала опять стартовые условия для истории всего ХХ века как геополитического вектора Советского Союза.

Советский Союз, построенный большевиками на основании пролетарской идеологии, имеющей малое отношение к геополитике, не признавая никакие законы геополитики, создал сухопутную евразийскую империю со всеми признаками теллурократии, со всеми признаками Рима, со всеми признаками Спарты. Вспомним, с чего начинала геополитическая карта. Мы говорили о дуализме. Рим – Карфаген, Спарта – Афины, теллурократия – талассократия. Итак, была создана континентальная, спартанская, римская империя под советской эгидой. Столица снова была перенесена в Москву – Третий Рим.

Все символы, все знаки и всё геополитическое содержание – то, что Ратцель называл пространственным смыслом (Raumsinn) – всё приходит в фокус.



История советского периода. Советский Союз – это теллурократическая держава. Это континентальное, антиморское, сухопутное, традиционное общество, которое было построено под идеологией и знамёнами большевизма, но отражало геополитические константы русской истории. В этом отношении прямая связь. На уровне идеологии окончательный разрыв с вековой православно-монархической традицией. Ничего не оставили от институтов дореволюционного общества, от образования, от типов, от городов, даже камня на камне не оставили. Всё другое: техника, идеология, воспитание, управление, политика, экономика. Всё полностью другое. Всё сменилось.

А геополитика? Вот здесь интересно, что при полном разрыве сохранилось абсолютно то же самое. С геополитической точки зрения мы имеем дело с продолжением логики континентального, пространственного развития русской империи. Начиная с её первых моментов выбора Восточно-Туранской ориентации через монгольские завоевания, через византийскую миссию, особенно после XV века, через московское царство, через петровскую модель, через XIX век мы на самом деле имеем дело с непрерывной линией развития увеличения контроля суши над прилегающими территориями.

Кульминацией этого является сталинское управление. Сталин – это кульминация геополитического Советского Союза. Максимум экспансии, которой мы можем достигнуть, мы достигаем при Сталине. Это в каком-то смысле некоторый потолок, некоторая граница сверху, с точки зрения геополитики. Влияние и объём контроля в планетарном уровне, начиная от крохотного Ростовско-Суздальского Владимирского княжества, с которого начиналась евразийская Русь, как мы говорили восточной ориентации ещё в Киевский период, в период удельных князей.

Вот с этого маленького пятачка воспроизводя вначале империю Святослава, потом идя в обратном направлении по траектории, прочерченной монголами, Русь, наконец-то, в сталинский, советский период достигает оптимального планетарного размаха. Осуществляется реализация базового вектора, который шёл сквозь историю. Чтобы нарисовать прямую линию не обязательно знать координаты каждой точки – достаточно двух, по которым мы уже проведём. Точно также мы можем проследить этот сталинский вектор, по которому шла Россия сквозь историю.

С геополитической точки зрения сама карта советского контроля середины ХХ века показывает триумф русской геополитики, при том, что об этом ни слова не говорилось среди самих большевиков. Но эту линию отслеживают и фиксируют русские евразийцы в эмиграции, открыто поддерживая большевиков в этом направлении. Будучи монархистами, консерваторами, и вообще антимарксистами, антикоммунистами, евразийцы говорят: есть одно измерение, в котором мы полностью поддерживаем большевиков – это территориальная экспансия Руси.

Предвосхищая это, в рамках движения Серебряный век, возникает такое движение как «скифство», например, Блока, который поэме «12» пишет на самом деле поэтическим образом, а в своих теоретических трудах он подробно описывает, что большевики – растлители божественной христианской софиологической идеи. Они просто не знают. И вот за их буйством, за их грязью, за их кошмаром и террором, стоит божественная София, ведомая Христом. И Русь поднимается через эту божественную Софию к белому Христу.

«В белом венчике из роз –
Впереди – Иисус Христос».

Так заканчивается поэма Блока «12» о двенадцати большевиках, ходящих и расстреливающих всех подряд. Это не пародия, это не ирония. Так представители русской, патриотической экзальтированной имперской мистической интеллигенции видят, по крайней мере, в начале революцию. Другой русский поэт Никола Клюев, старообрядец, фундаментальный носитель «Москвы – Третьего Рима» пишет ещё более серьёзные строки. Вы знаете, что такое потир? Это чаша, из которой причащаются. Для каждого православного человека это высшая святыня. И вот Клюев пишет:

«Есть в Ленине керженский дух,
Игуменский окрик в декретах...».

Он видит Ленина, как возвращение к старообрядческой аввакумской традиции. И завершая одно из своих стихотворений пишет:

«Убийца красный – святей потира».

Смотрите, какие парадоксы. «Убийца красный» - большевик, который ходит и расстреливает просто всех подряд. «Святей потира» - святее чаши, из которой причащаются.

Или, например, литературные произведения «Котлован» и «Чевенгур» Андрей Платонова, тоже представителя этого движения. Они видит в большевиках реализацию мессианских чаяний русского народа, обнаружение высших, глубинных спящих тенденций, задавленных официальным реакционным режимом царизма.

В 20-х – начале 30-х годов есть тенденция воспринимать большевистскую революцию, как русскую революцию старообрядческую, народную, глубоко национальную, направленную против западнических элит. Против того, что представители Романовых называли романо-германским игом, то есть это Москва против Санкт-Петербурга. Возвращающаяся Москва, народная, самодержавная, архаическая Москва, разрывающая западный «кафтан» и движущаяся к созданию мировой империи справедливости, к идеалу Тютчева о православной мировой империи, но только под советскими знамёнами.



Такого рода грёзы русской интеллигенции, которые длятся ещё лет десять после революции. Несмотря на то, что большевики говорили: нет, это полная поповщина, это чушь, мы имеем в виду просто индустриализацию и всё, больше ничего. Потом появляется феномен Сталина, и евразийцы говорят: но это же просто царь. Возникает явление национал-большевизма Устрялова. Это тоже рождается в эмиграции, когда русский, кадет, православный консерватор Устрялов в Китае обнаруживает, что большевики лучше справляются с войной с Западом, главным врагом России, чем царское правительство; что они бескомпромиссные восточники, бескомпромиссные антизападники; что они реализуют национальный идеал эффективнее, оперативнее; укрепляют страну; восстанавливают, особенно после Сталина, единство государства. Потому что, конечно, вначале в этот период всё трещит по швам, но Сталин всё собирает. Он закрывает все национально-сепаратистские тенденции. Все очень скоро оказываются в ГУЛАГе. И создаётся огромная, мощная русская сухопутная, теллурократическая империя.



Вот таким образом осуществляется анализ геополитического мейпинга советского периода. Если мы отбросим все симпатии, антипатии, вынесем за скобки сколько за это было заплачено, сколько мы потеряли людей, с каким насилием внедрялись эти принципы, а возьмём только геополитический холодный, отвлечённый ракурс. Мы видим, что большевики помимо их субъективных идеологических представлений были носителями строго сухопутного импульса – это были Landpower. Соответственно, вся история Советского Союза – это история Landpower. При этом значение Landpower объём, мощь и сила на протяжении всего Советского периода росли, как до этого росли территориальные владения Российской империи. Геополитически это был путь вверх.Строго и однозначно между периодами войн, смут, революций, которые вели к утрате геополитической мощи, и в следующий раз Россия заходила на новый виток.

Если мы представим себе карту как нечто живое, наложим несколько слоёв, то мы увидим, что Россия похожа на сердце, которое сжимается и разжимается. Смутное время – наши владения сжались, мы приходим в себя – начинаем расправляться. С каждым биением этого сердца, оно становится всё больше и больше, потому что мы сужаемся, а дальше распространяемся шире, потом опять сужаемся, потом ещё шире. При Сталине в середине ХХ века русское территориальное сердце расширяется уже на полмира – мы уже начинаем захватывать собой всех. Уже пол-Европы Восточной, до которой никогда руки не доставали, – наша. В Африке какие-то наши просоветские земли. Куба, Вьетнам, братский Китай. Мы, как действительно по-настоящему русское сердце, начинаем двигаться на полмира. Конечно, поставленные в геополитический ряд наших исторических событий, если не обращать внимания на идеологию, а смотреть на более высокие вещи, то мы видим непрерывность русской истории: сжатие – расширение
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.04.2014, 11:28   #2
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Геополитика Путина


Александр Дугин: С точки зрения геополитической (только геополитической), с точки зрения мэппинга геополитики, в 90-е годы произошли события, которые в рамках геополитики русской истории можно осмыслить исключительно как катастрофу, провал, не компенсируемые ничем. В духе обычных классических периодов "смуты". Мы наблюдаем в период, начиная с 91-го года, даже с конца 80-х годов, деградацию геополитической системы России. Это не впервые. В "Смутное время" были подобные феномены, в эпоху усобной борьбы князей, которые закончились беспомощностью перед лицом монгольских завоеваний, революция 17-го года (особенно Февральская революция) и потом приход к власти большевиков - всё это (вот эти периоды) и события конца 80-х - начала 90-х годов сопровождались следующими явлениями, которые мы рассматриваем абсолютно объективно с точки зрения геополитики.



Первое явление.

Это сокращение территориального пространства государства. Во всех подобного рода деструктивных катастрофических периодах сокращается территориальное пространство государства. С геополитической точки зрения это представляет однозначно провал, проигрыш и поражение той структуры, которая обеспечивает территориальное единство России: царской власти, советской власти, государства, демократии - совершенно не важно с точки зрения геополитики.



Геополитика рассматривает границы государства, как показатель его мощи и силы. И как мы видели, на протяжении всей русской истории с первого до последнего этапов - с определёнными колебаниями наше территориальное пространство росло, только росло.



Очень интересный график даёт Снесарев (русский военный стратег) относительно таблицы приращения территории Российской государственности на всех этапах истории, начиная с Ивана Третьего (с Московского периода). До этого были более значительные колебания. Но что любопытно? Что начиная с Ивана Третьего, каждый государь приращивал территории России. И каждый последующий только добавлял. Даже в эпоху таких довольно провальных правлений, как, например, Анны Иоановны, где ничего особенного патриотического сделано не было, всё равно было небольшое, но приращение.



Поэтому вот здесь очень интересный момент, что эпоха Горбачёва и Ельцина представляет собой реверсию этого геополитического тренда. Горбачёв и Ельцин - это два политических деятеля в последние периоды русской истории, практически на всём протяжении русской истории, начиная с Ивана Третьего, которые нанесли необратимый территориальный вред нашей стране, в результате чьего правления мы просто потеряли огромное количество земель, которые мы раньше контролировали. Контролировали мы эти земли под разными идеологиями, разными способами, иногда удачными, иногда неудачными, иногда жёсткими, иногда мирными, иногда с помощью дипломатических альянсов, иногда с помощью прямых завоеваний, иногда с помощью освоения земель, которые присоединялись казаками к России без особого сопротивления, а иногда с помощью кровопролитных войн. Но все государи России, кроме двух вот этих фигур Горбачёва и Ельцина, включая кровавого Сталина, включая застойного Брежнева, включая Черненко - все умные и глупые, приятные и неприятные, героические и посредственные, даже при сумасшедших иногда царях и то территория России (и слабоумных) приращивалась.



Единственное обращение этого тренда, фундаментально устойчивое, пришлось на наше с вами время (на время, когда, наверное, вы рождались, ну, на ваших родителей точно), когда Россией правили два совершенно чудовищных представителя с точки зрения геополитики. Я сейчас не беру другие аспекты. Мы берём по модулю: мы рассматриваем с точки зрения геополитического мэппинга. Мы просто сравниваем карту СССР Варшавского договора и тех стран, которые обладали просоветской ориентацией в "третьем мире", в том числе в Африке, в Латинской Америке, в Азии, с тем, что мы имеем после 91-го года и после правления Горбачёва в 89-ом году, когда по сути дела была выпущена из-под контроля вся Восточная Европа. И мы получаем абсолютный ничем не компенсируемый "минус". С точки зрения геополитической, два этих персонажа. О них можно говорить только с проклятиями, потому что на самом деле в русской истории ничего подобного ни один правитель не учинял. Самый чудовищный правитель был лучше, чем эта пара. Это с точки зрения геополитики опять же. Мы говорим только о геополитике и о геополитическом мэппинге.



Второй вопрос.

Очень важно, что этот упадок России проходил не в условиях несколько полярного мира (олигополярного мира), а в условиях биполярного мира - раз, и в условиях того, когда геополитическое противостояние "суши" и "моря" приобрели глобальный характер (планетарный характер). Это мы видели, начиная с начала Grate Game (Великой игры).



Что это означает?

Это означает, что наши территориальные геополитические уступки и потери были немедленно оприходованы не неким комплексом игроков региональных, а только одной единственной силой: отовсюду, откуда мы уходили, приходили атлантисты и талассократы. В данном случае теллурократия советского государства, российского государства, российской системы приобрела планетарный характер. Противостояние двух систем, как я говорил, социалистической и капиталистической с геополитической точки зрения, если отставить любую идеологию, представляло собой противостояние "суши" и "моря": теллурократии, которая стала глобальной, планетарной. Потому, что и в Африке, и в Латинской Америке, и в Азии существовали просоветские режимы, которые представляли собой с геополитической точки зрения проекции Land Power, или "цивилизации Суши".



Так вот, после того, когда геополитический дуализм зафиксировался в глобальном планетарном масштабе, проигрыш одного из этих полюсов (в частности, теллурократии) однозначно и без всяких компенсирующих элементов усилил другой полюс.



То есть все свободные пространства, откуда уходил Советский Союз по мере своего развала, немедленно или с некоторой отсрочкой занимались нашими геополитическими оппонентами и конкурентами. Из Восточной Европы выводятся советские войска - эти страны включаются в блок НАТО, то есть не просто остаются независимыми от нас: перестают быть зависимыми от нас и становятся зависимыми от них.



Вот, здесь очень принципиальный вопрос, что идея общеевропейского дома, идея освобождения Европы от блоков (неблоковый статус Европы) - всё это было на словах и всё было не реализовано на практике. На практике действовала жесткая геополитика: ушли представители теллурократии, пришли представители талассократии. НАТО не исчезло вместе с Варшавским договором, а просто усилилось за счёт стран Варшавского договора. То есть обнаружилось, что за разговорами о демократии, свободе и свободе выбора просто существовало и продолжает существовать (уже на геополитическом уровне) противостояние двух систем - только не идеологических. Потому что сегодня Российская Федерация после 91-го года такая же либеральная демократия, как и США, Европа. Формально с разделением властей: у нас парламент, у нас свобода, демократия, капиталистический рынок, олигархия, порнография, гомосексуалисты - есть всё то, что есть на Западе, со всех точек зрения.



И тем не менее, противостояние продолжается, потому что идеологического противостояния больше нет. Раньше был социализм против капитализма. Сегодня капитализм и капитализм: у нас капитализм, и у них капитализм, у нас демократия - у них демократия. А противостояние продолжается, но оно уже носит откровенный геополитический характер. И вот эта дуальная система, которая была скрыта под идеологическим противостоянием, проступила и дала о себе знать в полной мере. Пиком этого было включение в НАТО трёх советских республик бывших: Латвия, Эстония и Литва, которые были частью Советского Союза - значит, уже потеснили последний пояс теллурократии. Стал вопрос о вхождении в НАТО Украины и Грузии - других союзных республик. И, как мы говорили, в 90-е годы начинается распад Российской Федерации с тем, чтобы постепенно и её отделившиеся части рано или поздно интегрировать в талассократию. Это называется в геополитике американской однополярным моментом. Чарльз Краутхаммер назвал это однополярным моментом.



Что значит "однополярный момент" с точки зрения геополитики?

Это значит: талассократия (Seapower) одерживает абсолютную победу над теллурократией, и двухполюсный мир превращается в мир однополюсный. С геополитической точки зрения однополюсный мир - это победа "цивилизации Моря" над "цивилизацией Суши" в абсолютном смысле. То есть это абсолютная победа одного из двух полюсов - однополярный момент.



Почему называется "момент"?

Потому что некоторые авторы считали, что теперь однополярная система (однополярная глобализация) станет нормой навсегда, а другие считали, что это временное явление и за однополярным моментом может появиться некая другая система баланса сил в мире - в частности, например, БРИКС: идея создания некоторого равновесного мира, где новые державы выйдут на первый план. Во всяком случае, однополярный момент, который возник с 91-го года (с конца 80-х) - это факт. А, вот, будет ли он устойчивым или нет - это вопрос открытый.



В 90-е годы большинство экспертов в глобальных геополитических вопросах полагали, что этот однополярный момент является началом однополярной эры. Или как американские неоконсерваторы, которые в тот период пришли к власти вместе с администрацией Буша, в частности, но и до неё, они провозгласили идею "новый американский век". Сказали, что в 20-ом веке Америке вышла на первые рубежи (это правда), а в 21-ом веке "неоконсы" (неоконсерваторы американские) сказали: "Это вообще будет веком одной Америки. Ничего другого, кроме Америки, существовать не будет". То есть однополярный момент превратится в однополярную эру.



Однополярный момент - это факт.

Однополярная эра - это возможность, то есть возможность продления. "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!", - говорили американские консерваторы. В России правят агенты влияния, марионетки - западная пятая колонна, которая готова поддерживать своих же собственных сепаратистов против своей собственной армии. А это было в 91-е годы, когда первые каналы, принадлежащие Гусинскому, Березовскому, они просто поддерживали чеченских сепаратистов, всех остальных сепаратистов против федеральных войск. Когда, например, были репортажи с тем, чтобы наши солдаты (это по российскому телевидению) показывались уродами, варварами, а чеченцы показывались (которые выступали против территориальной целостности России) героями, борющимися за свободу, независимость и честь, джигитами и жертвами. Это по нашему телевидению, не по чеченскому. Чеченского тогда не было телевидения, потому что была война - по Российскому телевидению.



Вот этот период на самом деле это был период торжества талассократии, когда (я, по-моему, говорил) Андрей Козырев, министр иностранных дел, познакомившись с этой геополитической моделью - в газете (тогда называлась газета "День") была опубликована моя первая работа по геополитике, он говорит: "Хорошо, если Вы предлагаете такую квалификацию, я - атлантист". Говорит министр иностранных дел сухопутной державы - "атлантист". Приблизительно того, как если бы представитель сталинского руководства сказал: "Если вы называете это фашизмом, то я - фашист" (во время войны, например, с Гитлером).



Ясно приблизительно, в каком положении мы были.

Мы находились в ситуации оккупации:

- оккупации геополитической,

- идеологической

- или ситуации внешнего управления.



Наши конкуренты (носители талассократии), они уже праздновали победу, потому что на повестке дня, как писал Бжезинский (теоретик атлантизма, "цивилизации Моря") стояло расчленение России (об этом он писал в "Великой шахматной доске") и, соответственно, с геополитической точки зрения всё шло к тому, что однополярный момент закрепится навсегда.



Параллельно с географическими потерями, которые превратили гигантскую мировую империю в такую, небольшую часть этой империи в лице Российской Федерации. Создали на этом месте пятнадцать независимых государств, которых никогда не существовало (большинство из них) и которые были созданы (предпосылки были отстроены) в советский период, а до этого в имперский период.



Параллельно с этим было нарушение двух моментов, которые социологически сопровождали все этапы русской истории. Помните, мы говорили о мэппинге, о том, что в геополитической карте, помимо географической карты, есть ещё социологическая карта, цивилизационная. И мы на всех этапах замечали под разными идеологиями, в разном формате следующие закономерности, что теллурократическая система в геополитической русской истории связана была с двумя факторами на социологическом уровне.



Первый фактор - это мощное самодержавие, то есть авторитаризм, полномочность правителей (единого правителя) и народность и традиционность низших слоёв. Вместе они составляли феномен общества жёстко вертикального в византийской модели. И это было в тот период, когда эта идеология доминировала в эпоху Московского царства, когда она выступала в археомодернистическом ключе при Романовской (особенно после Петровской империи) под западническим облачением. И даже в советское время, когда речь шла о равенстве, коммунизме и социализме (равенстве всех), та же самая модель жёсткого правления вертикали власти (в лице, например, Сталина), с мощным традиционным народом, который опирается на это, тоже существовала. Таким образом, это - константа русской истории. Это было залогом или социологическим аналогом геополитического пространственного расширения. Вот такая система в социологии доминирует. Это соответствует нашим территориальным успехам, завоеваниям и экспансии.



Альтернатива какая?

Когда альянс царя и масс нарушается усилением промежуточного слоя - элиты или олигархии. Когда эта олигархия стремится стать между царём и массами, ограничить потенциал царя (сделать его первым среди равных, а не высшей такой, несопоставимой фигурой) и, соответственно, разделить влияние на народ на несколько отраслей или областей, то есть превратить опять в вотчины, как то, что разрушали русские цари-централизаторы. Это означает (с точки зрения социологической) феномен усиления олигархии. Олигархии во всех смыслах: не только экономической олигархии, но и политической олигархии, потому что олигархия - это власть нескольких. Имеется в виду власть не одного. "Олигос" - по-гречески "несколько", "монос" - "один". Вот олигархия - антитеза не демократии, а монархии. Власть может быть в руках одного или в руках не одного, а нескольких. Вот, если она в руках не одного, значит, она - это олигархия. Ну, демократия возможна только в случае небольших обществ, таких, архаических, потому что, как только мы переходим к большим пространствам, большим массам, стразу мы имеем дело с олигархией. К примеру, олигархами становятся народные избранники, депутаты, там, где есть ещё влияние масс на выборы, либо просто назначенные сверху. В любом случае есть тот политический класс, который получает определённую автономию и оппонирует царю, то есть олигархия против монархии.



Что мы видим в 90-е годы в России?

Типичная классическая олигархия. Олигархи раньше выступали бояре, потом дворяне, потом при Сталине "ленинская гвардия". Троцкий, конечно, он был олигарх. Он пришёл на волне революции и ограничивал власть Сталина и его монархические устремления. И точно так же Ельцин, который был номинальным монархом, становится заложником олигархии, которая не просто его окружает, пользуясь его благосклонностью, но его и ограничивает, влияет и держит под своим контролем. И одновременно происходит расчленение контроля над различными зонами - региональная олигархия, когда губернаторы или отдельные бандитские кланы просто захватывают власть над целыми территориями, населёнными россиянами.



Это этническая олигархия в этнических республиках, это просто бандитские кланы, как, например, на Урале. В 90-е годы когда-то приезжал я на Урал, мне говорили, что даже эксперты были распределены между бандами. То есть не только члены правительства, но даже эксперты какие-то, которые комментировали внутреннюю политику: одни принадлежали центровым, другие - другой группировке ("уралмашевским"). Всё было расписано. Там просто не было ни одной точки в Екатеринбурге, ни одного человека, ни одного торгового места, ни одного метра просто, который не контролировался той или иной бандой. Всё: политика, культура, экономика - всё было расписано строго. Это как раз и есть слабость центральной власти. Даже воры устраивали тогда митинги ("центровые"), поскольку приехали какие-то воры "Деда Хасана" из Москвы. Воры устроили такой митинг: "Долой деда Хасана! Постоим за наши интересы".



В общем, на самом деле вплоть доходило до такой воровской демократии, когда воры устраивали митинги. Это, конечно, уже никакого отношения к народу не имело. Они просто свистели, и народ выходил на их площадь уже "под ворами". То есть воры их собирали, организовывали, приписывали.



Это 90- годы - те "лихие 90-е годы", которые ознаменовались победой внешней системы управления - сети влияния западников.

Отсюда: фонды, гранты, система образования элитных детей, особенно за границей, проникновение сюда множества организаций западных, которые просто по сути дела входили в экономическое управление, в политические,

образовательные процессы - и устанавливали здесь внешнее управление.



Это внешнее управление в 90-е годы было на уровне общества. Это сопровождалось геополитическим и сокращением наших территорий - резкое и наглядное. И параллельно повышением зависимости народа не от верховной власти, а от средней олигархической власти - раз, и понижением статуса высшего правителя (президента), который в свою очередь становился заложником этой олигархии.



Вот все элементы "смутного времени" развала и с геополитической точки зрения, и с социологической точки зрения, и с цивилизационной точки зрения были налицо:

- внешнее управление,

- сокращение территории,

- переход власти от автотаритарно-народной модели, классической для еврозийства и "сухопутной" истории, к олигархической и западнической (атлантистской).



Вот в эти 90-е годы, как я говорил, пиком квинтэссенцией этого становится Первая чеченская кампания. Следующим шагом логическим в этом геополитическом процессе должно стать разрушение России. Параллельно с этим в Сербии, которая является аналогом европейским России с геополитической точки зрения, происходят сходные процессы. Югославия разрушается. Сербия, которая больше всего напоминает Россию по своим параметрам, становится изгоем. Запад поддерживает всех противников Сербии (сербов), кем бы они ни были, вначале словенцев, потом хорватов, потом македонцев, боснийцев и албанцев, наконец, уже в самой Сербии. То, что происходит в Косовом поле - это как сербская Чечня приблизительно, когда мусульманское меньшинство бросает вызов Сербии для того, чтобы осуществить выход из неё. И вот эти процессы, они идут параллельно практически в России и Сербии с точки зрения продолжения атлантистской агрессии. Идёт бурным ходом демонтаж России, демонтаж Сербии активным образом в рамках геополитики - победы талассократии над теллурократией, установления однополярного момента всё глубже и глубже.



Я говорил, что Ельцин, который на самом деле был символом именно этого атлантистского периода в 90-е годы, делает один странный ход. Ход номер один (с геополитической точки зрения), имеющий для нас принципиальное значение: он не сдаёт сразу Чечню, как от него требует олигархия.

Олигархия просто ставит ему ультиматум: "Ельцин, либо ты отдаёшь Чечню Дудаеву, либо мы тебя начинаем сбрасывать".

Ельцин при этом (действие один) говорит: "Нет. Этого не дождётесь".

Что это такое? Первая нотка русского самодурства в лице царя.

Он говорит: "Мало ли, что вы хотите, друзья-олигархи. Всё равно это не отдам (Чечню)".



И здесь коса на камень. Все его даже близкие родственники, всё его окружение настаивает на том. Поскольку они являются частью олигархии: сетью внешних влияний, так называемая "Ельцинская семья", она служит не столько ему, сколько олигархическим кланам. Они настаивают на сдаче Чечни. А Ельцин настаивает на том, что Чечню не сдавать и демонстрирует "первую засечку" в геополитическом процессе развала.



То есть он говорит: "Вот, до сюда мы дошли, а дальше мы в том направлении, в котором мы шли (в этом геополитическом - самоликвидации) идти не будем".

И штурм Грозного - провальный, страшный: множество жертв, мы уничтожаем собственный город, собственных людей, бомбим россиян своих же собственных. Там не только чеченцы были, в Грозном было много русских - просто все они идут под нож. Зверства самих чеченцев (я не говорю), оно было бесконечным: просто русских режут, насилуют, убивают, отбирают всё подряд, что у них там было. Русские - не русские, ну, и между собой в таком же положении всё это находится. Начинается страшная кровавая чеченская кампания.



Но для нас принципиально, что Ельцин упирается и говорит: "Не отдам Чечню".

А мы говорили на прошлом занятии, что на Чечню смотрят все остальные: Татарстан, все остальные республики Северного Кавказа, Ингушетия, Башкирия, Якутия - вообще все этнические республики. И, наблюдая за тем, что происходит в Чечне, все делают свои собственные выводы. Если Чечню Москва сдаёт, то Россию автоматически постигает та же участь, что и СССР: просто Российская Федерация разделится на независимые государства, столько, сколько там республики или областей, особенно вначале этнических республик, а потом и областей. Будет независимой Орловщина, независимым Хабаровский край (Хабаровское царство (ханство) или Хабаровская демократическая республика). Уже создаётся Уральская республика Росселем (губернатором). Уже всё провозглашается - Уральская на территории русских и не русских земель, традиционно создаются предпосылки государственности.



Всё связано с Чечней. Вот по мере того, как Грозный переходит из рук федеральных властей под контроль сепаратистов и наоборот, по мере этого на карте стоит вся территория России. Здесь нет никаких сомнений: невозможно отдать Чечню и не отдать Ингушетию, Дагестан и так далее. Но дальше невозможно отдать, например, Северный Кавказ и не отдавать Поволжья, невозможно отдать Поволжье и не отдавать всего остального.



То есть мы стоим накануне последнего аккорда ликвидации Хартленда (90-е годы). При этом действие происходит - всё колеблется, всё стоит на весах. Всё зависит только от одного: от самодурства одной фигуры - Ельцина. Вот, если Ельцин идёт навстречу олигархам ещё шаг - России конец, упирается - у России есть шанс. А что значит "у России есть шанс"? Это означает, что эта двухполюсная система либо сохраняет свою предпосылку к новому возрождению. Великая война континентов либо продолжается, либо заканчивается окончательно уже необратимой победой талассократии. Вот приблизительно какая драматическая ситуация складывается в 90-е годы. Об этом мало кто говорит, но на самом деле именно это и является в тот период содержанием геополитических, исторических, стратегических, экономических, культурных процессов в мире. Всё зависит от того, удастся или не удастся удержать территориальную целостность России. Это принципиальный момент.



Теперь мы видим, как ведёт себя Ельцин в Первой чеченской кампании: постоянно колеблется, очень нерешительно. Он даёт указание атаковать, потом отводит свои войска. Он даёт задание генералам и военачальникам наступать и одновременно закрывает глаза, что российские военачальники продают (снабжают) оружием боевиков. Распад и коррупция пронизывает всё общество, в том числе армию. Боевикам оружие поставляют те же, кто против них воюет. Представляете, какой цинизм? И Ельцин это знает. Но он до конца не становится ни на ту, ни на другую сторону. Баланс сохраняется.



В тот момент, когда ценой колоссальных усилий в 96-ом году федеральные войска выбивают боевиков из Грозного, под давлением Березовского и олигархов, Ельцин посылает генерала Лебедя (подкупленного им во время выборов тем, что он назначил его на пост председателя Совета безопасности Российской Федерации) на Хасавюртовские переговоры для того, чтобы вернуть боевиков в Грозный. То есть на самом деле Ельцин "делает засечку", не сдаёт до конца, но он постоянно колеблется. И после кровавой бойни российских солдат и офицеров, которые гибли там тысячами при штурме Грозного, после того, как мы это всё контролировали, он посылает туда (под влиянием Березовского, Гусинского и прочих) под свист и радость пятой колонны (атлантистов, сетей) Лебедя для того, чтобы заново пустить боевиков в Грозный. То есть на "нет" все жертвы, все усилия, все тысячи и тысячи людей погибших, солдат просто одним махом, одной подписью отменяет.



После 96-го года Чечня по сути дела получает (как она считает) карт-бланш на то, что она выходит из состава Российской Федерации. Начинаются переговоры по оформлению этого процесса в таком, юридическом ключе. Но до конца Ельцин всё равно не делает этого шага: не принимает Дудаева, ни Масхадова, не идёт на то, чтобы окончательно принять решение (Дудаева к тому времени убивают) вопреки всему давлению мирового сообщества, которое требует от Ельцина выпустить Чечню (Ичкерию) из состава Российской Федерации. Тем не менее, он этого не делает.



Второй момент, "вторая засечка".

Ельцин назначает премьер-министром Примакова, который является представителем реализма в международных отношениях, является консерватором с точки зрения геополитики, и который проводит позицию, направленную на национальные интересы России. Очень показательно, что Примаков летит на переговоры в Вашингтон, узнаёт о начале бомбёжек Белграда (в Сербии), поворачивается над Атлантикой и срывает важные международные переговоры. Это символ реакции российской дипломатии примаковского толка на агрессию стран НАТО против дружественной нам Сербии - это очень важно.



Козырев прилетел бы в Вашингтон, обнялся бы и поговорил бы о том, как быстрее сербов наказать за их неподчинение талассократическому центру. Примаков делает жест - это "вторая засечка". Его назначил на этот пост Ельцин. Соответственно, Ельцин знал, что он делает. Хотя он постоянно одёргивает и унижает Примакова, тем не менее, он его держит на посту премьер-министра - это очень серьёзно. Уже начиная с того момента, как Примаков был министром иностранных дел, он начинает подобного рода стратегию, которая направлена на укрепление позиции России. Это "вторая засечка".



И "третья засечка", уже решающая - это назначение преемником Путина. Причём, скорее всего, все ожидали, что Ельцин назначит преемником представителя своего клана (своей семьи), который будет продолжать его колеблющуюся, или атлантистскую линию, то есть какого-то ставленника олигархии. На этот пост рассматривается Степашин. Степашин (показательно для нас, с геополитической точки зрения важно), он едет в Дагестан, будучи назначенным и.о. премьер-министра.

Беседует там с ваххабитами, возвращается и говорит: "Кавказ Россия потеряла" - грустно так, вытирая слезу.

Видимо, Ельцин смотрит, думает: "Да, вот этот преемничек, конечно, замечательный. Но если он, просто увидев двух-трёх лысых бородатых каких-то джигитов, приезжает и говорит (не поборовшись): "Кавказ Россия потеряла", соответственно, этот слабоумный, слабовольный увалень, он в качестве моего преемника мне не подходит".



И вот каким-то совершенно непонятным образом, но который будет принципиален для нашей геополитической истории, его взгляд в качестве преемника останавливается на Путине. И в этот момент начинается решающая схватка за судьбу России.



Освоившись после того Хасавюртовского мира, который Ельцин предоставил чеченским террористам, отдав им назад Грозный, который мы с таким трудом взяли, по сути дела дав им возможность отстроиться, собрать свои силы, получить западную поддержку. Вашингтон носится с ними, Бжезинский лично так же, как и "Аль-Каиду" с Бен Ладеном раньше, в 70-е годы, поддерживает Басаева и других террористов - всё это в таком же духе. Они рассматриваются Вашингтоном, как носители талассократии, как инструмент для взламывания России и, соответственно, они начинают наступать.



- Происходит вторжение в Дагестан, где с опорой на ваххабитские, сепаратистские силы, чеченские террористы, рассчитывая отвлечь внимание и укрепить своё сепаратистское направление, прорвавшись, в том числе, и к Каспию для того, чтобы иметь выход в море.



- И с другой стороны, взрывают для терроризации мирного населения, рассчитывая на поддержку либералов и демократов, которые начнут во всех средствах массовой информации вопить, что надо срочно давать Чечне независимость, иначе они нас перестреляют, - взрывают дома в Москве, несколько домов. В результате гибнут дети, старики, женщины. Просто взрывают наши дома в Москве.



И на что расчёт?

Расчёт на то, что, как и в предыдущих террористических актах (захвата больницы Басаевым), Москва со слабоумным Ельциным, уже ничего не соображающим, в окружении олигархов, просто скажет: "Ну, раз так, вы так серьёзно, давайте мир с вами заключим. Ладно, берите вашу независимость". Расчёт только на это.



Сейчас мы понимаем, что это со стороны чеченских сепаратистов было жёсткое появление. Но если бы мы поставили себя в тот период - совершенно реалистичный был их расчёт: в Москве правили те силы, которые были по сути союзниками чеченских сепаратистов (в тот период, в конце 90-х годов, в 99-ом году). И вообще они имели все основания ожидать той предсказуемой реакции, которую я описал, что Россия говорит: "Ах, так, вы так жёстко, ну, тогда берите вашу независимость, оставьте наших в покое людей, оставьте наши города. Мы будем здесь ходить в фитнесс, будем есть гамбургеры, будем изучать либеральный маркетинг, переводить книги по западному менеджменту, как лучше себя продать, будем двигаться на Запад, а вас отгородим. Вы - дикие люди, там, берите, что хотите".



Расчёт абсолютно правильный. Очень жёсткий расчёт, но совершенно логичный. Что не ожидают в данном случае ни на Западе, ни сепаратистские силы?

Не ожидают фактора Путина, который становится с тех пор важнейшим геополитическим моментом. Они ожидают фактора Степашина: раз его назначил Ельцин Путина преемником, значит, они думают: "Это будет такая вот, слабоумная, невнятная олигархическая креатура. Которая так или иначе, как бы она здесь ни выступала, обязательно пойдёт в критический момент на поводу у этих сетей атлантизма и продолжит ельциновский и горбачёвский курс на ликвидацию России как самостоятельного теллурократического образования".



И вот в конце 90-х годов (в 99-ом году) мы стали на шаг от этого. Просто практически это было уже предопределено. Многие военные, стратеги, патриоты опускали руки, говорили: "Ну, всё. Они везде, пятая колонна захватила всё: образование, культуру, экспертное сообщество. Олигархи экономические скупили всё. Всё принадлежит этим олигархическим (атлантистским) сетям".



Они сейчас на "Эхо Москвы" сгруппированы. Раньше они были рассеяны по всей прессе. Они всё контролировали: Березовский контролировал "Первый канал", Гусинский - НТВ, РТР тоже находился под их контролем. Всё было в руках пятой колонны, откровенных атлантистов, западников и либералов.



И в этой ситуации появляется Путин, который теоретически возможно заключил договор с олигархией. Кто знает? Этого никто не знает. Тем не менее, он становится руководителем страны. А дальше всё начинает идти по некоторой непредсказуемой вещи.



Путин говорит: "Нет. В ответ на взрывы домов и вторжение чеченцев в Дагестан, последует другая реакция, нежели та, на которую рассчитывают террористы.

- Первое: мы поднимаем армию и бросаем всю армию на Чечню - раз.

- Второе: мы поднимаем Дагестан, бросаем всех дагестанцев вторгнуться туда, к террористам.

- И мы начинаем чистку средств массовой информации и давление на олигархов".



Это новая программа, которая Путиным обозначается в 99-ом году.

Поначалу думают, что это всё - игра, потому что это настолько контрастирует с ельцинским курсом, что на самом деле это не имеет шансов практически реализоваться. Дальше начинается шаг за шагом с геополитической точки зрения следующее: Вторая чеченская кампания.



Во-первых, Дагестан мобилизуется на то, чтобы отразить вторжение ваххабитов ("басаевцев") из Чечни. Я, вот, с одним руководителем спецслужб, который участвовал в этой кампании, встречался, он рассказывал такую поразительную вещь. Когда туда приезжал Путин сам в 99 году, чтобы посмотреть на боевое состояние наших военных на Северном Кавказе, в частности, в Дагестане (тогда он был премьер-министром), на встречу с премьер-министром некоторые солдаты выходили в одном ботинке. Потому что другой ботинок либо какие-нибудь ишаки стащили, либо продали кому-то, либо просто потеряли. То есть состояние армии было просто, ну, вот, хуже не придумаешь. Просто это было совершенно разложенное, коррумпированное, умственно неполноценное, недееспособное, состоящее из инвалидов формирование.



На этом фоне горцы-дагестанцы с винтовками, с местными жителями, со знанием территории, представляли собой настоящую силу, которая выступила в тот период на стороне федеральной власти. Ну, и постепенно ботинки нашлись, там, где-то перезарядили ружья, проданные патроны так или иначе вернули, и началось сопротивление. Но перелом был критический.



То, что Путин увидел в этот период и то, что ему вынуждены были показывать силовики - это было чудовищно по их свидетельствам, просто чудовищно. Россия при Ельцине взяла курс на то, чтобы вообще ничего не иметь, быть просто такой свалкой глобальной. Как Хакамада предложила получить огромные деньги за захоранивание здесь ядерных отходов: "Вон, - говорит, - самый лучший бизнес. В России всё равно же неполноценный народ. Пусть лучше отходы хранятся здесь. Это будет прогрессивное развитие, модернизация, там, нашего общества".



Соответственно, вот в таком состоянии, в общем-то, общество и находилось. То есть продать чеченскому террористу собственный пистолет - это приватизация пистолета. Менеджмент - "не дай себе пропасть", там, "думай о себе". Вот так принимались либеральные ценности в обществе в конце 90-х годов, когда ненависть к России была просто нормой.



Сейчас, наверное, уже сложно себе представить, но нормой любого журналиста было плюнуть в собственный народ, в собственную историю. Новодворская, если вы ещё помните ещё такую даму, она не сходила с экранов, она комментировала всё абсолютно в своём ключе. Ей рукоплескали члены правительства в Кремле и так далее. Вот какая атмосфера была.



В этот момент Путин со своей идеей, что надо поставить чеченских террористов на место и установить контроль над Россией, он смотрелся просто клоуном. Никто не верил, что это может быть серьёзно. И тем не менее, теперь мы знаем, что это было серьёзно и началось (с точки зрения геополитической) вполне серьёзно. Мы сейчас не говорим ни о каких других аспектах. Мы говорим только о геополитике, что наша дисциплина - это геополитика.



Мы подошли к новой истории.

У каждого могут быть свои взгляды. Я никаких не даю политических комментариев, говорю не как: кто хороший, кто плохой. Мы говорим по модулю - по геополитическому модулю.



Что происходило тогда?

Россия стала на грани расчленения.

Что произошло с Путиным?

Это расчленение было приостановлено.

Была выиграна Вторая чеченская кампания.



Боевиков вначале выбили из Грозного, то есть опять был штурм Грозного, только более эффективный. Дальше прошла великолепная спецоперация по разделению боевиков на традиционных мусульман и ваххабитов. Их ваххабиты были воплощены в "чёрном" Хаттабе, Басаеве, Удугове, а традиционный ислам - в лице Ахмата Кадырова. Ахмат Кадыров (отец Рамзана Кадырова) сражался против российских федеральных войск. Он был одним из лидеров боевиков, которые уничтожали русских - одним из сепаратистских вождей. Тем не менее, пользуясь внутренними идеологическими противоречиями между традиционным исламом и салафизмом (ваххабизмом), российские спецслужбы сумели привлечь на свою сторону часть наших противников - с учётом того, что дали определённые преференции (политическую власть тому же Кадырову). Но тем не менее они раскололи противостоящий нам фронт.



Мы отстояли в тот период Дагестан.

Мы отстояли Чечню. И на самом деле начался именно с этого момента – с передачи. Потом Ельцин отошёл от власти, Путину передал всю полноту власти. Не важно: выбирали его или не выбирали. Скорее всего, выбирали, потому что народ в этот момент (опять, как обычно, традиционно), увидев в Путине вождя и авторитарную фигуру, которая спасает территориальную целостность России, его на самом деле поддержал. С тех пор Путин обладает геополитической легитимностью.



Мы можем видеть множество негативных сторон и его правления, и его личности, и его режима. Многих он не удовлетворяет, многим он не нравится. Кому-то он нравится. Это вообще не имеет никакого отношения, потому что он геополитически легитимен с точки зрения русской истории. Самые принципиальные моменты, которые при Путине мы видим, смотрите: начинается геополитика эпохи Путина.



Что мы видим?

Особенно по контрасту с Горбачёвым и Ельциным.

Что устанавливается вертикаль власти. Путин становится авторитарной фигурой. Частично ею был и Горбачёв, и Ельцин. Но путинский авторитаризм вписывается прекрасно в ту социологическую модель, которую мы рассматриваем в русской истории, начиная с первых Владимирских князей. Путин - Владимирский князь. Он - евразийский руководитель. Он вписывается в линию Невский - Грозный - Сталин – Пётр. Те авторитарные фигуры, чьё правление в русской истории всегда сопровождалось сохранением территориальной целостности и расширением нашего территориального контроля. Это факт - это не интерпретация, это социологический факт, сопряжённый с геополитикой.



И второй момент.

Мы видели на протяжении всей истории, что укрепление теллурократических тенденций в российской истории, независимо от идеологии и исторической конкретики, показывало борьбу царя или вождя с дворянством или с олигархами. Там, где олигархическо-феодально-элитарная прослойка сильна, там территориальные уступки, потери, дестабилизация, "смутное время".



Как мы выходим из "смутного времени" на каждом историческом периоде?

Путём осуществления стратегического социального пакта между широкими массами традиционно патриотического населения и царём.

Против кого направлен этот пакт?

Против олигархии (против власти многих).



Что делает Путин? Он начинает борьбу с олигархией.

Вначале он убирает ту олигархию, которая просто является проводником наиболее активного влияния Запада.

Потом он начинает отстранять олигархию от политического влияния. Первый этап борьбы с олигархией: высылка Гусинского и Березовского - это наиболее активные игроки, политически осмысленные олигархи. Потом - более закамуфлированные олигархи в лице Ходорковского, который просто скупает политические силы в своих интересах, либеральных западнических, будучи готовым передать контроль над крупнейшей российской частной монополией нефтяной в руки своих западных американских партнёров. То есть, просто передав в частные руки, во внешнее управление одну из отраслей, жизненно важных для России. Дальше отправляется, там, на отсидку следующий олигарх.



Но, конечно, Путин эту борьбу с олигархией отстранением (деполитизацией), он их смещает в РСПП - Российский союз промышленников и предпринимателей. Он их не уничтожает, искореняет окончательно.



Но это, кстати, не удалось никому:

- ни Сталин "ленинскую гвардию" до конца не истребил,

- ни Пётр Первый так, по большому счёту, с боярскими родами и не справился,

- ни Иван Грозный, который в опричнину вешал, резал - всё равно не справился с боярством.



Когда мы говорим, что Путин не добил олигархию, а кто её добил? Её вообще невозможно добить. Это одно из социологических явлений так же устойчиво, как авторитаризм или массы. Обязательно есть яркие активные люди, которые не достигают первых позиций, но далеко выходят от масс - пассионарии, которые так или иначе в разных социальных, политических или экономических условиях становятся монополистами, захватывают социальную, экономическую или политическую власть.



Поэтому олигархия так же необходима в обществе, как и все остальные его части. Это элита. И вот в русской истории элита противостоит массам, как и везде, но ещё она противостоит царю - вот это очень важно. И особенность русской истории - это альянс царя и масс против элиты, потому что в некоторых случаях в западной истории, например, часто мы видели доминировал альянс царя и элит против масс. Хотя гильотина, Кромвель... мы знаем, что периодически элиты и в западной истории восставали на королей, они ослабляли их власть и в конечном итоге иногда отрубали головы и казнили (королям).



Есть три как бы социальные модели, которые в марксистском, например, анализе, они не очень ясны. А вот такая историческая социология показывает, что помимо противостояния элит и масс, или эксплуататоров и эксплуатируемых, ещё фундаментальная линия раскола лежит между единоличной властью (царём) и олигархией. И эта борьба единого правителя (авторитарной личности) против олигархии и олигархии против авторитарной личности не менее важна, чем противостояние верхов и низов в обществе - это драматическая часть мировой истории. А вот в геополитике эта коллизия, в русской геополитике сопряжена с такими вопросами, как территориальный контроль над сухопутными землями. Вот это интересно.



Это мы видели с самого начала: с владимирских князей, которые также боролись. Вот, Андрей Боголюбский также боролся с олигархией и пал жертвой олигархии. Его убили бояре, которые хотели больше влияния на Владимирское княжество, а Андрей Боголюбский лишал их. Это был один из заговоров, аналогичный на самом деле, там, Французской революции или революции Кромвеля, только на уровне династическом. Или убийство императора Павла (своим собственным сыном) по сути дела тоже был заговор олигархии.



Заговор олигархии в русской истории всегда сопряжён с западничеством.

Не всегда с талассократией, потому, что талассократия в русскую историю как самостоятельный, самозначимый фактор вошла только, начиная полноценно с эпохи Grate Game - Большой игры с Англией, когда Англия стала глобальной империей. Но западничество было и раньше. И это западничество всегда, начиная с Даниила Галицкого, с Галицко-Волынского княжества через Литовскую Русь, через Курбского, через заговор бояр в эпоху "смутного времени" и так далее - на всех этапах вплоть до российской олигархии 90-х - 2000-х годов. Всегда это западничество существует и всегда оно связано с ослаблением геополитического контроля в России.



Так вот, геополитический анализ путинского периода, начиная с его прихода к власти до нынешнего 2013 года и наш период (с геополитической точки зрения) вписывается в этот евразийский реванш.



Не случайно Путин провозглашает Евразийский союз, то есть осторожно говорит о необходимости продолжения или восстановления территориальной власти над сухопутными землями Хартленда. Путин представляет собой носителя (с геополитической точки зрения) реставрационистских тенденций. Он обращает вспять тот тренд, который стал доминирующим в геополитике в 80-е и 90-е годы, и действует в ключе, прямо противоположном с геополитической точки зрения Горбачёву и Ельцину, с той лишь особенностью, что Ельцин так или иначе причастен к появлению Путина.



Когда мы говорим о Примакове или, например, о чеченской кампании (даже провальной Первой чеченской кампании) видно, что в Ельцине уже начинает работать какой-то дополнительный фактор, позволяющий сделать вывод о том, что определённая преемственность русской истории евразийству и её русской теллурократической судьбы у Ельцина тоже есть. Потому что, если бы этого не было, то не было бы Путина, не было бы Первой чеченской кампании и вообще не было бы России просто.



При том, что Ельцин был со всех точек зрения с геополитической точки зрения его правление провальное: это был не успех, это была катастрофа - именно в нём произошло переключение геополитического тумблера, как будто изменили направление. И хотя не сразу всё заработало и почти вообще ничего не заработало (до сих пор многие вещи не работают), но переключение сделал, видимо, он. А вот дальше, переключив, создав реверсивность разрушительного процесса, это стало фундаментальным фактором мировой политики.



На самом деле решалась судьба глобальной мировой системы: будет ли однополярный момент однополярной эрой либо нет?

Если это только момент, то переключение реверсивное российской ориентации на суверенитет. Путин провозглашает главной ценностью суверенитет России.



Что значит "суверенитет" в конкретном геополитическом смысле?

Это значит противодействие внешнему управлению страной. Это что - миф? В 90-е годы внешнее управление было фактом: страной управляли из-за рубежа, и до сих пор многие системы этого внешнего управления сохранились в России. Когда Путин говорит о том, что "мы переключаем внимание на суверенитет России", он не говорит (как капитан) очевидность, нечто банальное. Россия - суверенное государство. Оно признано в ООН. Зачем говорить о суверенитете? То есть зачем говорить о том, что и так очевидно?



Почему Путин делает суверенитет ценностью?

Потому что на самом деле существует действительный геополитический суверенитет и номинальный, или так называемый дефолтный (градиентный) суверенитет, который существует в каких-нибудь маленьких африканских государств - они номинально суверенны (они члены ООН), но они ничего не могут сделать. Они не могут решить ничего.



Суверенное государство Греция современная, например, там введены такие модели экономического управления представителями, кстати, немецких структур, что они не могут принять ни одного политического решения без согласия и с санкции немецких банкиров или представителей Еврокомиссаров. Просто страна номинально суверенная, но по сути дела, исходя из кризиса, там аннулирована (подвешена) демократия. И для того, чтоб щадить (как говорят представители Еврокомиссии) греческую психологию, поскольку она находится сейчас в шоковом состоянии после того, что произошло, но она формально суверенная, а по сути, конечно, лишена минимального суверенитета (Греция).



Так же и Путин считает, что, да, Россия номинально суверенная, но под этим суверенитетом может скрываться полная оккупация. Так вот, мы должны перейти от номинального суверенитета, провозглашает прямо сразу после прихода к власти Путин, к реальному суверенитету. Это значит вычистить систему управления атлантизма со всех ключевых постов в государстве. Сместить их куда-нибудь в оппозицию, на Болотную площадь, на "Эхо Москвы", чтобы там уже они смогли нести свою атлантистскую повестку дня совершенно спокойно, и открыто, как оппозиция России, оппозиция власти, оппозиция государственности, оппозиция народу. Там - пожалуйста. И это Путину принципиально удаётся.



Показательно, что в период его преемника - Медведева (хотя вот сейчас мы остановимся на геополитике медведевского правления), когда Путин согласно большинству аналитиков, как мы видели, через просто факт его возвращения, остаётся главной, настоящей фигурой, управляющей страной, происходит также очень важный момент - с геополитической точки зрения он имеет колоссальное значение. Это победа в войне с Грузией. Когда два анклава внутри Грузии: Южная Осетия и Абхазия, ориентированные на Россию и против грузинского национального государства, они подвергаются внутренней, с точки зрения грузинской модели, операции по установлению конституционного строя. Для грузин это так, потому что для грузин это их территория.



А вот тут Москва становится перед проблемой: либо мы сдаём эти позиции, но тогда, если мы сдаём позиции в Южной Осетии и в Абхазии, предоставляем возможность, как перед этим во время Ельцина мы сдали позиции в Аджарии, когда Абашидзе (президента пророссийского в Аджарии) вывезли в Россию и отдали совершенно спокойно грузинам эту область, которая тоже была в статусе почти Абхазии. Это была внутренняя часть Грузии, но которая не была согласна с националистической политикой (атлантистской, проамериканской политикой) Тбилиси. На первом этапе мы отдали грузинам ту территорию, которую мы на территории Грузии контролировали.



И вот стал такой вопрос: либо мы сейчас уже за пределом. Уже не о Чечне идёт речь, Чечню мы отстояли, Северный Кавказ мы отстояли при Путине. Дальше вопрос такой: либо мы сдаём Абхазию и Южную Осетию, но кому? Не просто грузинам, мы сдаём её американцам, потому что куда хочет Саакашвили? В НАТО. С кем он контактирует? С Соединёнными Штатами Америки. Он хочет и эту часть постсоветского пространства выпилить у Евразии и передать Sea Power - талассократии, морскому могуществу.



Имеет он право? С точки зрения геополитики - нет (с нашей точки зрения). С точки зрения американской он должен это сделать. Почему? Потому что великая война континентов (мы это видели): одни ушли, другие пришли - никакой свободы, смена хозяев. Есть два хозяина: есть "цивилизация Моря", "цивилизация Суши". Всё. И вот, конечно, Индия или Китай могут говорить о каком-то промежуточном состоянии - у них по миллиарду. Там действительно может быть береговая геополитика самостоятельная.



Европа могла бы выйти из-под контроля США и играть свою линию, континентальная Европа, франко-германская. Но маленькая Грузия, конечно, самостоятельной просто не может быть и многие другие страны – большинство. Кроме некоторых, таких, гигантских держав, которые сами по себе цивилизация или блок.



Поэтому Путин в августе 2008 года и его преемник Медведев стоит перед вопросом геополитического выбора: отдавать Абхазию и Южную Осетию или сохранить? Но "сохранить" - это значит не просто сохранить статус-кво. Это значит наступать, это значит войти в конфликт с Америкой - прямой военный конфликт под угрозой ядерной войны. Очень серьёзный выбор был. Потому что американцы говорят: "Если вы туда войдёте, мы вам объявляем войну". Это протекторат США - Грузия. И мы готовы помочь восставшим частям этого протектората американского, которые хотят от него выйти.



Смотрите, что делают, например, в Сербии американцы. Там тоже внутри Сербии есть анклав проамериканский (албанский). Когда сербы пытаются его прибрать к рукам или, по крайней мере, защитить своих граждан (сербов) на территории Косово, американцы объявляют сербам войну, поддерживая, располагая на этом анклаве (сербской территории, юридически она ещё была сербской) американскую военную базу. А потом настаивают на признании независимости Косово.



Мы повторяем те же самые действия. Но кто мы? Смотрите: Америка это делает потому что это однополярный момент, потому что они только что нас победили, они поставили на колени весь мир. Они правят. Это господин так говорит: "Я, вот, отниму у тебя, сербы, выпилю от тебя кусок и поставлю свою военную базу. А ты будешь терпеть". Потому что это - величайшая мощь.



А мы-то на каком основании делаем?

И вот тут в августе 2008 года определяется позиция России в новом мире, заново бросается вызов нашему суверенитету: с кем имеем дело? Смотрят все в лице путинской (медведевской) России. Вот уже постельциновской России, путинской России - всё равно.



С кем мы имеем дело?

Это был блеф ваш суверенитет? Он касался только Вашей территории или у вас более серьёзные амбиции: вы заставите с собой считаться весь мир?



И что мы видим?

Страшные колебания в Москве. Американцы давят. Вся пятая колонна поднята, мобилизована. Все кричат: "Если мы туда вступим, то нам конец. Мы должны заниматься своим".

Но (!) Что нас у на кону?

Если бы Саакашвили удаётся его военная операция, она была очень хорошо продумана, рассчитана. Анклав орошения внутри Южной Осетии занимал огромную часть. Там была полностью инфраструктура с американскими инструкторами военными, вооружённые силы Грузии стояли.



Взорвать Рокский тоннель, к которому прорывались грузинские спецназовцы, прекрасно вооружённые, - было делом вполне реальным. После этого переброс войск из России был бы фундаментально затруднён, потому что дальше там очень сложно пробраться было бы на территорию Грузии.

И промедление...

Всё решалось на часы. Задача пятой колонны, которая очень близка была в тот период Путину и особенно к Медведеву, была сдержать ответ Москвы на несколько суток. Всё решалось сутками.



После этого, если у грузин удаётся эта операция, южных осетин вырезают. Абхазов - там начинается с ними более сложная была бы ситуация. Потом говорят, что никаких южных осетин здесь не было, здесь одни грузины были, частично, конечно, кто-то переходит на их сторону (как у них были и предатели со стороны Южной Осетии). Но дальше начинается автоматический, как домино, распад Северного Кавказа. Потому что северные осетины уже начали чуть ли не силой брать склады с оружием, потому что это один народ - Южная Осетия и Северная Осетия. Если Москва бы не вмешалась на стороне Южной Осетии, тогда бы сами осетины захватили бы эти склады, но это означает уже полное неповиновение и Северной Осетии. Реализуя свои национальные интересы, они были уже готовы к тому, чтобы выступить против Москвы.



И если бы мы действительно не пришли на помощь Цхинвалу, то северные осетины имели бы все основания. То есть на самом деле самая пророссийская часть Северного Кавказа, и она была бы потеряна. Соответственно, всё было на волоске. Дальше следует невероятное с точки зрения новой горбачёвско-ельцинской истории.



Путин и Медведев дают указание ввести войска быстро достаточно в тот момент, пока ещё Роскский тоннель не взорван. Это геополитический уникальный случай: Россия и Хартленд начинают расширять своё территориальное присутствие. Потом она выиграет войну с Грузией. Потом она зачищает анклав орошения - Кодорское ущелье, которое в общем контролировалось уже грузинами и даже на американской военной базе, которую русские штурмуют, пишут: "Мы пришли. Русские солдаты". Это означает: Евразия наносит ответный удар.



И дальше ещё Россия признаёт в одностороннем порядке независимость Южной Осетии и Абхазии. Это означает, что ядерные силы России, как великой державы, являются гарантом территориальной независимости этих двух территорий. Точно так же, как сербы не признают до сих пор Косово в качестве самостоятельного государства: они считают это территорией Сербии. Ну, и пусть грузины считают Южную Осетию и Абхазию территорией Грузии. Это никого не волнует. Точно так же, как азербайджанцы считают своей территорией Нагорный Карабах. Никто не признал то, что Нагорный Карабах больше им не принадлежит. Юридически Нагорный Карабах - часть Азербайджана, но там нет ни одного азербайджанца. Там одни армяне, и армяне контролируют там всё и живут уже два десятилетия просто в своей собственной стране.



Поэтому юридически не так важно, признали или не признали кто-то ещё, кроме нас, Южную Осетию и Абхазию. Важно, что мы признали. Вот тот факт, что Россия признала это под давлением США, означает, что Россия за период путинского правления, которое шло с эпохи Ельцина, резко укрепила свой суверенитет и расширила своё влияние, по крайней мере, на два небольших анклава. Но это имеет символический характер.



По сути дела Южная Осетия и Абхазия - часть России с точки зрения геополитической, не с точки зрения юридической. С точки зрения юридической, это - признанное нами независимое государство. Но то, что мы взяли и признали эти два независимых государства параллельно тому, как американцы признали независимость Косово, когда им надо было, демонстрирует, что мы воспринимаем мир не как однополярный момент, а сами себя считаем другим полюсом. И это видно дальше уже во всём.



Ещё проявление после этого переломного момента: возвращение Путина.



Сюда приезжал Бжезинский и сказал: "Нас устроит исключительно Медведев. Он больше похож на западника, он больше похож на либерала, на такого, как бы понятного нам. То есть надеюсь, что он продолжит перестройку и будет проводить в геополитическом ключе линию Горбачёв-Ельцин, то есть это Горбачёв-два (перестройка два)".



Так это или не так - мы не знаем. Но Путину всерьёз говорят: "Не возвращайся. Не смей! Сметём!"

Путин так, наверное, выслушивает... Мы не знаем, как он выслушивал все эти предложения (Байдена), как он оценивал то, как Бжезинский - враг России - обнимает Медведева, говорит: "Мы всю на Вас надежду, Дмитрий Анатольевич, возлагаем".



Не знаем, что чувствовал Путин, когда Медведев предавал Каддафи в Ливии. Может быть, это была игра а, может быть, ещё что-то - никто не знает. Мы политику не обсуждаем в университете.



А вот с геополитической точки зрения здесь совершенно очевидно, что Путин ориентирован на суверенитет России. Тот факт, что он вернулся вопреки давлению Запада, означает, что он всерьёз относится к этому. Он вернулся. Негодование либералов пятой колонны, агентов влияния. Тысячи, десятки тысяч людей выходят на площади, визжат "сети", скрипят блогеры, все недовольные: "Либерализм, свобода, Запад. Снова "Здорово, перестройка!" Всё это на сегодняшний момент сходит на ноль: уже от десятков и сотен тысяч остаются, единицы.



А Путин продолжает своё.

Например, "список Магнитского" - попытка надавить на Россию, якобы, что у нас правосудие недостаточно справедливое, поэтому над нами надо ввести внешнее управление. Это говорят нам люди, которые содержат тюрьму в Гуантанамо, где пытают. Официально пытки разрешены - двойные стандарты. Я не говорю, что в Америке всё плохо. Наверное, в Америке, скорее всего, всё очень хорошо.



Но это не их дело, каково у нас. У нас то, как следует в России, а у них - как в Америке. И на это мы отвечаем в Думе "списком Яковлева" - мальчика, которого оставили гореть живьём (российского малыша), которого приняли американские родители, а другого они разделили и продали на органы. То есть это, конечно, очень гуманная цивилизация - ничего нельзя сказать. И у нас есть проблемы, и у них есть проблемы. Эти - на органы приняли, кого-то съели, своих детей расстреляли. У нас есть множество проблем. Не в этом дело.



Дело в том, что либо мы суверенные с геополитической точки зрения, либо нет. Либо есть однополярный момент, либо система принятия решений иная.



Так вот, путинское правление (на чём мы практически заканчиваем геополитический анализ русской истории) - это начало реверсивного движения. Реверсивного по отношению к горбачёвско-ельцинскому геополитическому тренду.



Оно связано (путинское правление) снова с восстановлением тех социологических парадигм, которые в русской истории сопряжены с укреплением нашего территориального влияния:

- Это с авторитарными тенденциями укрепления вертикали власти.

- Это с общенародной риторикой.

- И это с антиолигархической (антиэлитной, если угодно) ориентацией Путина.



Он ориентирован на народ, на простых людей и на укрепление вертикали власти. А олигархия ориентирована строго против народа, против Путина, за внешнее управление. Приблизительно эта схема в русской истории повторяется всегда и сопрягается с циклом территориального расширения, территориального сужения.



Можно представить: территория России (в истории), как такое сердце, которое сжимается, как систолы и диастолы - это две формы биологического движения сердца: сердце сжимается и расширяется. Так - наша территория. При этом русское сердце растёт, оно сжимается, а потом всякий раз становится больше.



И вот в последний этап русской диастолы, когда наше сердце разжималось, это уже было полмира при Советском Союзе, когда русское сердце разжалось так, что уже просто, действительно, где-то около половины человечества было так или иначе в этой социалистической системе: территориально, социально и так далее. Сейчас опять систола - опять сжались.



Но вот что интересно? Пиком сжатия русского сердца на последнем историческом (геополитическом) этапе были 90-е годы. Мы сжались при Ельцине до предела и с социологической точки зрения, и с территориальной точки зрения, и с цивилизационной, и с геостратегической. И если мы таким вот историческим образом посмотрим по модулю геополитическому, возьмём правление Путина, то есть правление, к которому мы сегодня принадлежим, в котором мы живём, мы увидим, что русское сердце начинает разжиматься. Что мы находимся в первой, может быть, только едва нащупываемой стадии его нового расширения. И параллельно этому всё больше и больше фактов и деталей указывает на это. Например, Евразийский Союз.



Создание Евразийского Союза - это идея просто заново реинтегрировать постсоветское пространство. Это не что иное, как проект разжимания русского сердца на новом этапе. Под какой идеологией он идёт, что он ставит перед собой (какие задачи) - мы пока не знаем. Реализуется он или не реализуется - это тоже всё покажет время. Но мы видим геополитический тренд, мы видим геополитический вектор путинской истории, который на самом деле направлен в направлении разжимания русского сердца. Соответственно, это вполне можно назвать таким явлением, как реванш теллурократии и как превращение однополярного момента в эфемерный эпизод.



Вот есть понятие проиграть войну и проиграть сражение (о немцах говорят). Немцы всегда выигрывают все сражения и проигрывают все войны. При этом они всё время, наверное, рапортуют. Представляете сводки: выиграли, выиграли, выиграли (сражения). А война? А войну проиграли.



Чем является этот однополярный момент? Победой в Войне континентов или выигрышем в сражении? То, что сражение в 80-е-90-е годы талассократия (Sea Power, морское могущество), западный мир, американско-английская, европейская, западная цивилизация выиграла - в это нет сомнения. Она выиграла это сражение так же, как фактом является наступление Гитлера, подход их к Москве, или взятие Москвы Наполеоном, а также взятие Кремля поляками - это факты, которые никто не может отрицать.



То, что мы потеряли в 80-е - 90-е годы - это колоссальные потери, сопоставимые с потерями в великих войнах, если не больше.

Это потери, это проигрыш:

- это проигрыш территориальный,

- это проигрыш социальный,

- это проигрыш моральный,

- это проигрыш установления внешней системы управления в самой России.

Это факты.



Поэтому нельзя легко относиться к этому и говорить, что ничего не произошло. Мы проиграли сражение, мы потерпели колоссальное поражение в одном из сражений.



Но вопрос в том, что можно признать это проигрышем в войне. И те, кто здесь представляет западные структуры влияния или либерализм, они так и хотят: они хотят интерпретировать проигрыш (безусловно, это проигрыш сражения), как проигрыш войны. Они предлагают сдаться.



И есть силы, которые считают, что, несмотря на проигранное сражение, война не закончена. Тогда однополярный момент является временным, и мы можем выиграть другую битву другими средствами в другом направлении. Вот с этим связано такое явление, как многополярный мир - геополитика многополярного мира, выраженная, например, в таком явлении, как БРИКС, когда вместо однополярной модели предлагается четырёх, например, полярная модель или несколькополярная модель.



В частности, такие страны, как Китай, принципиально не согласны с тем, чтобы существовал один центр принятия глобальных решений. И китайский миллиард, и китайская экономика, которая ловко манипулируя в своих национальных интересах как социалистическими, так и капиталистическими моделями, стала ведущей экономикой мира. При этом Китай сохранил и укрепил только свой суверенитет. Он, интегрируясь в мировую экономику, сохранял контроль над Китаем - это самое принципиальное, это то, что теряют все остальные, когда интегрируются. Он вступил в ВТО (Китай) для того, чтобы использовать ВТО в своих китайских интересах. Это высшая форма экономического, политического, цивилизационного национализма, который использует идеологию в интересах Китая, не наоборот. Идеологию, экономику и политику - всё в интересах Китая. И вот всё, что укрепляет Китай, китайцы принимают, а всё, что его ослабляет, они отбрасывают безжалостно.



Демократия западного типа Китай ослабит - они просто расстреливают всех, кто за неё и всё, сажают немедленно без разговоров (действуют замечательно). А то, что укрепляет Китай, то они принимают, действуя в своих интересах. Так и с ними считаются больше гораздо, чем с нами. Потому что экономика их растёт, несмотря на то, что о правах человека там (в западном понимании) никто и не знает. Потому что нет никаких прав человека как универсальной модели: китайцы понимают это по-своему, русские - по-своему, мусульмане - по-своему.



Для мусульман, например, человека без Бога вообще нет. Если у человека нет Бога, ему можно голову бы отрезать и выбросить на помойку, потому что неверующий в Бога человек - не человек вообще для мусульманина. В этом что-то есть разумное. Но это их как бы дело.



Я просто хочу показать, какое разное понимание "человека" у разных культур на самом деле бывает. Кому-то нравится, кому-то не нравится. Соответственно, мы не можем своими представлениями о человеке обращаться к другой цивилизации. У китайцев другое представление о правах.



Кто такой китаец, кстати: как китаец понимает китайца? Это очень сложный вопрос. Потому что мы даже русские часто не догадываемся, что мы понимаем, вот, другого человека по одному, а европеец понимает другого человека совершенно по-другому. Что существуют разные антропологические культуры, что существуют разные содержания в понятии "человек". Даже самое понятие "человек", оно в разных языках значит совершенно разные вещи. Это просто такое антропологическое отступление.



Во всяком случае, мы имеем дело с многополярным миром?

Многополярный мир - это проект прекращения американской гегемонии и создания нескольких центров решений:

- Китай стоит, безусловно, на этой позиции и имеет для этого и ресурсы, и волю.

- Индия движется в этом направлении.

- Исламский мир настаивает на своей самостоятельности (пусть он не интегрирован, разложен, там очень активно действуют и западные системы).

- Латинская Америка: Бразилия, а также Венесуэла, Боливия, в частности - представляет собой проект самостоятельной цивилизации в Латинской Америке.



Таким образом, с точки зрения геополитического анализа многополярности мы имеем дело с возможностью, как бы преодоления проигрыша, исправления и оздоровления после того проигрыша, который получила "цивилизация Суши" от "цивилизации Моря". В рамках многополярного мира "цивилизация Суши" имеет шанс. Конечно, едва ли мы вернёмся к дуальной модели. Например, Россия не может быть сегодня в одиночку оппонентом Запада - это уже мы проходили, это у нас не получилось: перенапряжение сил. Но в союзе с другими крупными державами, которые являются сторонниками многополярного мира, а не однополярного момента, воссоздать геополитический суверенитет Россия может. Кстати, многие американские эксперты это признают.



Тот же самый Чарльз Краутхаммер, который говорил об однополярном моменте, сегодня он пишет: "Этот однополярный момент, скорее всего, позади. И Америке для того, чтобы продолжать оставаться ведущей силой, надо искать союзника. Надо заключать либо с Китаем паритетное соглашение (G-2 - "Великая двойка"), то есть делиться полнотой власти, либо с Европой вступать в некоторый альянс, либо ещё искать каких-то новых ходов организации мирового пространства, поскольку однополярная модель, скорее всего, в прошлом".



Так говорят не только противники однополярной модели, которые отвергают её по моральным соображениям, или, смотря на эту однополярность со своей точки зрения. Однополярность ставится под вопрос сегодня большинством ответственных американских экспертов. Они начинают склоняться или признавать, что это была не победа в войне "Моря" против "Суши", это была победа величайшего сражения, которое "Море" выиграло у "Суши".



Но "Суша" ещё жива:

- Путин у власти.

- Китай - самостоятелен и двигается к пику.

- Индия, Бразилия всё больше и больше активно прорабатывают идеи собственных стратегий, использования тех возможностей, которые даёт глобализация, но только в своих интересах, а не в интересах Запада.

- Нет окончательного решения многих проблем в западном мире, которые только нарастают.

- Впереди финансовый мощный экономический кризис, вторая волна, о котором говорят, который просто все признают экономисты.



И в этих условиях есть некоторая вероятность, что победа в этом сражении - это была Пиррова победа. Что, да, конечно, американцы, много выиграли, конечно, НАТО продвинулось, конечно, Запад укрепил свои позиции невероятным образом в период Горбачёва, Ельцина (80-е - 90е годы). Но, возможно, что это обратимо. И один из элементов этой обратимости победы Запада и "цивилизации Моря" над "цивилизацией Суши" - является та линия, которую ведёт Россия.



Современная Россия, ориентирующаяся на суверенитет, на укрепление своих собственных позиций и на распространение своего влияния за свои пределы (русская диастола - расширение русского сердца) - эти тенденции являются символическими, важнейшими знаками о том, что возможна иная геополитика, возможен иной этап мирового развития, возможны иные сценарии геополитического будущего.



Завершение курса.

Геополитика России, геополитическая история России представляет собой некую целостную картину. Наша история двигалась в направлении освоения и фиксации России как главной сухопутной державы, как Land Power. Наша судьба - это "Суша", это теллурократия, это континент. На всех этапах нашей истории мы видели только и исключительно это. Нет никаких оснований предполагать, что, если тысячи лет мы двигались в этом направлении с разным успехом (с переменным успехом), что следующий период, если нам ещё отпущено какое-то историческое время, что оно будет в каком-то ином направлении.



Ещё очень интересный и важный вывод, что кто бы ни контролировал эту территорию: русские, православные, скифы, туранцы, тюрки, монголы, мусульмане - кто бы ни контролировал наши земли, они всегда будут от них зависимы с точки зрения не только своих стратегических интересов, но и с точки зрения своей социологической особенности.



Общество Евразии - это общество авторитарно-народное было, есть и будет.

Могут поменяться идеологии - мы видели, как она на протяжении русской истории менялись. Могут поменяться этнические акторы, которые контролируют эту территорию - тоже мы видели: много раз менялись. А вот есть некоторое постоянство геополитическое, то есть то, что евразийцы (русские) называли "место развития". Тоже такой важный термин: "место развития": что в определённом месте существует определённый тип развития.



Вот, наше место развития Евразия диктует нам определённую логику, к которой тяготеет не только стратегия, но и общество в разных исторических этапах. И если мы всё это сложим (нашу геополитическую историю России) в одну последовательную, логичную схему, мы увидим не только смысл прошлого, но поймём место настоящего в этом прошлом, и сможет определить для себя геополитическое будущее, а также его анализировать, включая в наш социологический и геополитический и, соответственно, и политологический, и даже политический анализ того мира, в котором мы живём, и который мы собираемся строить.



Набор текста: Наталья Альшаева

Редакция: Наталья Ризаева
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.04.2014, 11:37   #3
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Запрещённый реализм Путина


Александр Дугин: Сегодня последняя лекция из цикла социологии международных отношений. И мы рассматриваем модель парадигмы международных отношений, которые сложились в эпоху Путина.



Мы заметили на прошлом занятии следующую закономерность. Она заключается в том, что в тот период, когда Россия объявила о том, что она:

- Больше не является Советским Союзом.

- Больше не является идеологическим социалистическим государством. А является буржуазным, западным, демократическим, рыночным государством.



В тот период в девяносто первом году мы были вправе ожидать, так же, как и в эпоху буржуазной революции февраля семнадцатого года, с февраля по октябрь семнадцатого года появления двух тенденций базовых, в международных отношениях, которые мы могли бы, потом социалогически изучать.



То есть, марксизм должен был быть маргинализован. Это произошло.

А реализм и идеализм в международных отношениях в качестве доминирующих тенденций должен был быть учреждён. То есть, мы должны были бы иметь две школы в международных отношениях:

- Иванов, Петров, Сидоров в одной школе.

- Иванов, Петров, Сидоров в другой школе.

Либералы и реалисты.



Было бы желательно, поскольку в международных отношениях мы, как буржуазное государство Россия, примкнули позже, что где-нибудь к концу девяностых годов у нас появилась бы постмодернистское направление в международных отношениях, сторонники которого бы внесли в этот процесс некоторое эпистомологическое разнообразие, начав критиковать и тех и других, и либералов и реалистов. Вот что мы должны были бы иметь в таком обычном, нормативном случае.



Что мы имели?

Мы имели и имеем нечто совершенно другое.



Первое. Надо сказать, что до сих пор ни одного внятного слова по поводу постмодернистских, постпозитивистских теорий наши международники ни в МГИМО, ни где-то ещё просто произнести не способны. Это превышает их интеллектуальные возможности. Заседая на занятиях, посвящённых постпозитивизму международных отношений, они рассказывают об опере Сорокина, о постмодернистском искусстве, о Гельмане, о Пусси Райот, о черте чём, только не о пост позитивизме. Потому что это просто по каким-то причинам остаётся за пределом их интеллектуального аппарата.



В отношении постмодернизма в России существует большой спектр зрений и все они не верны.

- Одни говорят, что это прекрасное явление и в нём ничего не понимают.

- Другие говорят, что это ужасное явление.

- Третьи говорят, что оно и так само собой разумеющееся,

- Четвёртые, что его вообще не существует.



Все четыре точки зрения абсолютно не верны, потому что основываются просто на неспособности к определённым когнитивным стратегиям. Нет достаточных знаний западноевропейского процесса интеллектуального двадцатого века в силу того, что мы были от него отгорожены советским временем. И давайте мы простим наших коллег международников в их неспособности создать внятную российскую версию пост позитивистских отношений, отсутствие у нас феминистского направления, отсутствие конструктивистов внятных, которые излагали бы Вента. И, как бы сказать корректно, этого нет и не может быть в силу того, что постпозитивизм требует очень фундаментального опыта позитивизма. Постмодернизм требует проживания модерна. Такого полноценного, полновесного модерна. Прохождения различных когнитивных и гносеологических баталий в рамках философских парадигм, изучение самых разных гуманитарных дисциплин в двадцатом веке, прохождения вместе с западом этого пути - двадцатый век (а это очень серьёзный путь).



И вот на выходе из этого процесса, такого роскошного, полного и саморефлексирующего модерна появился постмодернизм. Это такая следующая стадия рефлексии. Но если первая стадия, предшествующая, не пройдена, то о какой следующей стадии мы можем говорить? Поэтому, было бы совершенно нормально, если бы, в процессе модернизации после постсоветского периода, мы не знали бы ничего о пост позитивистской теории международных отношений. И у нас они не изучались, и никто в них ничего бы не понимал.



Кстати, интересная вещь. Мы говорим о нашей стране. А вот очень любопытная у меня была встреча с переводчиком моих текстов о теории многополярного мира, моей книги, на французский язык. Вот буквально пару недель назад во Франции. Вдруг мне этот переводчик, он специалист в международных отношениях, в книге о теории многополярного мира, говорит: "Вы знаете, вы русские так прекрасно знаете постпозитивизм. А у нас во Франции, в отличие от вас, всё ограничивается только реализмом, либерализмом и неомарксизмом. Мы совсем не знаем этих идей. Они у вас так хорошо изложены, что это замечательно. Мы ругаем вас, а вы все русские такие молодцы. Как вам везёт, что у вас так хорошо развиты международные отношения, а у нас, бедных французов, постпозитивизму должного внимания не уделяется".



Это я говорю к чему? К тому, что может быть, моё некоторое раздражение относительно наших российских учёных, которые не знают постпозитивизм международных отношений, может быть оно не обосновано, поскольку вот французские специалисты говорят, что и мы его плохо понимаем и знаем. Хотя Франция – это родина постмодернизма, обратите внимание. И там достаточно мощно развивается и социология, и Аарон. Роман Аарон вообще является классиком мысли, социально-политической мысли Франции. То есть социологические измерения там крайне развиты. Бурдьё – француз. Вообще, социология – это французское явление в Дюркгеймовском оформлении. Поэтому, не будем так уж ругаться, и снисходительно относиться к нашей школе. Мы прогуляли по уважительным причинам. У нас было семьдесят лет отпуска такого закономерного. Мы были вне европейской культуры, к хорошему, или плохому, мы где-то отсутствовали, отлучились.



Ладно, отлучились. Но как должно было быть восстановление, как я уже говорил, классической модели международных отношений?

У нас должно было сложиться две школы:

- Одна из них говорила – Россия превыше всего.

- Другая – демократия превыше всего.



И эти две школы, между собой, с девяносто первого года должны были обсуждать одну из двух моделей: реализм и либерализм. Всё совершенно в отрыве от советского прошлого, заново, как и маркетинг Адама Смита мы изучали заново. Полное такое перепрофилирование должно было быть. Сколько это должно было бы занять времени? Ну, года два, три. Где-то к середине девяностых годов, поскольку Россия появилась на исторической арене, как новая страна. Вот через два, три года по мере копирования либеральных учебников по экономике, маркетингу, выход книги Карла Поппера "Открытое общество и его враги" - библия либерализма. И где-то к этому периоду, к середине девяностых, у нас должно было сложиться приблизительно эти две школы реализма и либерализма.



Вот этого не происходит ни тогда, и самое поразительное, что не сейчас. То есть, сейчас вот скоро будет уже 2013 год. А этих школ, так методично, размеренно, спокойно осмысленных парадигм применительно к России, например, учебник там, школа Иванова. Группа Иванова пишет с реалистских позиций, а группа Петрова - с либеральных. Сразу там десяток имён, в МГИМО, например и где-то ещё, МГУ или МГГУ, или Высшая школа, где-то вот структурируются две вот эти модели, и они начинают оформляться. Ничего подобного.



Я вот участвовал в дебатах где-то полгода назад, на одном из каналов с Порхалиной. Есть такая женщина, специалист по международным отношениям от России в ООН, Очень уважаемый человек. Когда я сказал: "А как же Моргентау?" Она сказала, что такого не существует. Есть мы, вот я, Порхалина, а остальные фашисты. Вот, всё. Больше никого нет" Порхалина против фашизма. Приблизительно так же: Венедиктов – против фашизма.



У нас получается, если так вот убрать эмоциональный и персоналистский момент, что у нас сложилось? По модулю рассматриваем, с чисто научной точки зрения.



У нас сложилась школа либералов в международной политике. То есть, в России, в международных отношениях доминирует парадигма, которая называется либеральной, и которая рассматривается как догма, по сути дела, вставшая на место советской социалистической догмы. С точки зрения либеральной парадигмы все те, кто не являются либералами, это особый случай, это не в Америке, в Америке все те, кто не являются либералами, скорее всего, являются реалистами. То есть, если ты не либерал, то ты, скорее всего реалист, хотя может быть (меньше вероятность) и неомарксист, ну и в принципе, если ты такой вот молодец, то ты постпозитивист. Всё.



Здесь же возникла другая ситуация. Есть либералы, которые называют себя не либералами, а просто вот международниками. То есть, понятие либерал совпало с понятием международник. И противниками международников стали фашисты. То есть, картина абсолютно искажённая. Естественно, что если либералы – это международники, а не либералы – это не международники, а фашисты, то разговор и дебаты в нашем обществе, относительно модели международных отношений приобретают заведомо искажённый характер. То есть, международники против фашистов. Дальше ещё: хорошие люди против плохих. На стороне хороших людей знания, которые совпадают с либеральной парадигмой международных отношений, ну, а со стороны плохих – маньяк, газовая камера, Гулаг и безобразия. Вот приблизительно как до сих пор обсуждается эта тема.



Специалисты, признанные в российских международных отношениях, абсолютно считают невозможным, ненужным, недопустимым никакого реализма просто, никакого Моргентау, никакого Карра, никакого Спикмана, просто этого не существует. Есть только теория международных отношений в чистом виде, которая представляет собой либерализм. Это в науке.



А в политике, конечно, это не так. Потому что в политике происходят очень интересные процессы. С середины девяностых годов, после министра Козырева, который был убеждённый либерал, ну это каждый министр может быть либералом, может быть реалистом, если он учёный. Козырев был министром либералом. Потом приходит министр реалист - Евгений Максимович Примаков, который меняет доктрину Козырева, которая была в международной политике России классическим либерализмом. То есть, идея такая, что во имя мира, надо отказаться от всех национальных интересов. Потому что, главная задача – это мир. Мир с кем? С демократическими обществами. Демократии друг с другом не воюют. Соответственно распиливает Россия ракеты, как можно быстрее, и войны не будет. Распилил ракету, и значит, стал демократией. А демократии друг с другом не воюют, а зачем ракеты, раз мы демократия? И так далее. Распилил ракеты, и ничего нет.



Когда ему говорили: "А НАТО почему не распиливают ракеты?"

Он говорит: "А потому что мы не допилили все. Вот мы все допилим, и НАТО начнёт. Когда они увидят, что мы беззащитны, и они просто не будут больше вооружаться. Ведь демократии друг с другом не воюют? Логично?"



На самом деле абсолютно логично, совершенно логично. Это либеральная парадигма, она так и мыслит себе. И в нашей российской политике она имела политическое выражение в лице доктрины Козырева. Оно имеет политических сторонников в лице либеральных партий, которые так и строят свои программы. Они имеют право? Конечно, имеют. И в принципе они имеют право, как бы половину захватить себе, половину дискурса. И, соответственно, они имеют право институционализировать свою либеральную модель в теории международных отношений и отстаивать её. Но единственно, что они не имеют право, они не имеют права выдавать либералов за всё. Они должны выдавать с точки зрения научной логики этой дисциплины либералов за либералов, противостоящих реалистам.



Дальше они говорят, мы либералы, мы не любим реалистов, мы такие-то, такие-то, наша рефлексия либералов такова, ваша рефлексия реалистов такова, давайте спорить. У нас есть общие интересы. Мы сторонники демократии, сильного процветающего общества. Да - скажут реалисты, и мы сторонники, отлично. Вот у нас есть общие точки зрения, мы все хотим хорошего людям и нашему обществу.



- Хотим хорошего?

- Да, хотим.

- Никто из нас не больной?

- Нет, все здоровые. И реалисты здоровые и либералы. Давайте с вами спорить.



Это так развиваются международные отношения на западе. Реалисты и либералы. Причём, там, где есть либералы, и есть реалисты, как оппоненты, - там есть реалисты и есть либералы, как оппоненты. Могут быть или не быть неомарксисты и уж совсем дополнительно, могут быть или не быть постпозитивисты. Постпозитивисты – это как соль, как мак на булочках. Можно и так булочку без мака есть. Они придают вкус современной науке, они придают науке философское социологическое измерение. Они делают из международных отношений социологию международных отношений, об этом мы не раз говорили.



Поэтому, жалко конечно выбрасывать позитивистов, но на самом деле, просто с точки зрения чистой логики, как минимум, для международных отношений нужны, для буржуазной национальной страны нужны реалисты и либералы.



Либералы у нас были, но они не называли себя либералами, называли себя всем - международниками. А все остальные были просто какие-то недоумки.

При этом, вот такой заход в сферу интеллектуальных когнитивных технологий, был чрезвычайно разрушителен. Потому что, в такой ситуации, воспроизводить профессиональных международников, которые бы в российской ситуации, в России могли бы применять эти парадигмы просто было не возможно, потому что отсутствовала базовая хорда международных отношений, как дисциплины, состоящей в споре либералов и реалистов. И даже не говоря о том, что продвинуть неолибералов с неореалистами - ладно, но просто либералов и реалистов.



Если Порхалина не знает, кто такой Моргентау, и что такое реализм, и представляет Россию в ООН, то это дело уже совсем плохо. Это дело уже фундаментально плохо. Это как бы абсолютно патологически не нормально, и не зависит от её личных убеждений. Она обязана сформулировать свою позицию либеральную против реалистов. Для этого должны быть реалисты. Но если реалистов нет, то кто будет спорить? И те, кто противостоят либералам, попадают в категорию неприемлемых совершенно граждан, то диалога не возникает. Этого диалога не было в международных отношениях.



А при этом что удивительно? У нас был министр международных отношений - реалист. Потому что, Примаков – это типичный реалист в международных отношениях. Но школы своей он не создал. Никакого направления, никак теоретически своей идеи он не закрепил, и свою политику он с реалистскими парадигмами не соотнёс. Вот это тоже удивительно. Вот как действуют политика без интеллектуального оснащения? Поэтому, был он, не был, вот несмотря на то, что министром, а потом и премьер-министром некоторое время был человек с реалистскими взглядами, проводивший российскую политику, как реалистическую политику, в самом деле, несмотря на это, институционализации реализм в России не получил. Несмотря на то, что есть доктрина Примакова, есть Примаков, а доктрины его нет. Доктрина Примакова – это то, что описывают западные специалисты международных отношений, анализируя Примакова. У нас же этой доктрины не написано, не изучается, никакой школы он не создал.



Например, признак того проведения реализма Примаковым. Примаков летит в девяносто восьмом году не встречу с руководством США в Америку. В это время, находясь над Атлантикой, он получает информацию, что войска НАТО бомбят Белград. Вот что делает Козырев, например? Что бы сделал гипотетически, либерал? Он долетает, приходит и говорит: "Давайте вместе разоружим Сербию полностью, и тогда не будем воевать с ними вместе. Давайте её демократизируем, мы вам поможем со своей стороны, вместе. Вы демократия, мы демократия, демократизируем Сербию, сбросим Милошевича, сдадим его". Так Черномырдин и поступал, на самом деле, так поступали мы в какой-то период.



А Примаков, услышав эту информацию, говорит: "Разворачиваемся".

И совершает разворот над Атлантикой. Это поворот над Атлантикой символизирует, что Россия в лице Примакова переходит на реалистские позиции, потому что Сербия – друзья, Сербия – наши интересы, и не важно, есть там демократия или нет, мы её поддерживаем, потому что они наши. То есть, это национальные интересы, это собственный суверенитет, это идея того, что Запад может быть другом, а может быть врагом, и поэтому он не является безусловным другом, и не всегда ориентация на либерализацию и модернизацию должна полностью означать сближение с Западом. В определённых случаях сближаемся, в определённых случаях нет. Реализм? Реализм. То есть, Россия субъект. Россия мыслит в своих национальных интересах и эгоистически оценивает в рамках своих национальных интересов то, что происходит со своими друзьями. Сербы наши, значит, мы за них. Кто-то там не наш, кто-то ваш, значит мы против них. Этот реалистский подход воплощён был в Примакове. Научного развития не получил.



Второе. Приходит Путин, который является просто законченным реалистом во внешней политике. Всё, что делает Путин – это самый, что ни на есть кондовый, классический реализм:

- Он сближается с Западом, когда он считает, что это выгодно России.

- Он является либералом в экономике и западником в тех случаях, когда это выгодно России, что привело к модернизации.

- И он является противником Запада, выступает против Америки. Не мешкая, вступает в войну с Грузией, когда речь идёт о национальных интересах России и за пределами России.



Он классический реалист. Путин является выразителем классической реалистской парадигмы международных отношений и не либеральный нисколько. Его понятие, его зацикленность на суверенитете, на безопасности, на вертикали власти, его укрепление территориальной целостности России, его идея отстаивания Газпрома и национализации нефтяных областей не в пользу себя, а в пользу государства, борьба с частным сектором в тех вопросах, когда они занимают слишком либеральную позицию, - все аспекты внешней политики Путина, представляют собой реализм.



То есть, у нас уже помимо того, что доминирует в международных отношениях до сих пор либерализм, как единственная парадигма, у нас есть, уже тринадцать лет, с вами президент-реалист (4 года премьер из них), который строит модель международных отношений по модели реализма.



И вот очень интересно - и где же это в теории международных отношений отражается? Сегодня, уже после двенадцати лет доминации такого авторитарного реалиста Путина, есть эти школы? До сих пор школ нет. Политики есть – Рогозин, Глазьев, сейчас вот создан Изборский клуб. Это представители реалистской модели международных отношений, которые всё видят именно так, как видели Карр, Моргентау, структурные неореалисты, которые считают, что безопасность – это базовая модель, которые признают теорию хаоса, и признают, что каждая страна действует в своих интересах. Они видят мир реалистски. Такие политики интеллектуалы есть. Но их представителей в науке международных отношений нет. То есть, есть факт, и нет его интеллектуального обоснования. Есть содержание политического процесса, и нет его когнитивного, соответствующего ему аппарата. До сих пор продолжает в МГИМО и международных экспертных сообществах доминировать эта либеральная модель.



И вот здесь нам надо сказать, что спор реалистов и либералов на самом деле, в России, в интеллектуальной сфере, открыто, концептуально, без экивоков, без двусмысленностей вообще не ведётся. Хотя на самом деле, что самое интересное, таким образом, эти две позиции либералов и реалистов, уводятся в бессознательное, превращаются в какую-то своеобразную расовую борьбу.



Хотя, на самом деле, либералы и реалисты могли найти общие точки зрения, если они признают легитимность национальной государственности Российской Федерации, государственности России, как республики, они должны были бы теоретически вести свои интеллектуальные споры, свои различные дебаты, обсуждать и общие принципиальные противоречия, и детали, в отношении интересов того общества, к которому они принадлежат. Это должно было бы составлять содержание, становой хребет науки международных отношений, экспертной полемики и одновременно быть представлены в политических институтах. То есть, на самом деле так же прозрачно или почти так же прозрачно, как обстоит дело в любом национальном государстве, в любой стране.



Вот это как раз очень интересный момент, что с точки зрения международных отношений до сих пор никаких системных реалистов в России, которые бы просто были бы представителями международных отношений, владели бы аппаратом международных отношений, были, как бы посвящены в логику международных отношений, как дисциплины, и анализировали с этой позиции и исторические аспекты, и нашу ближайшую историю, и отстаивали бы позиции в будущем - нет. То есть, научной школы реализма в России не сложилось.



Вот здесь такой вопрос интересный, почему есть у нас либералы и реалисты - это понятно, в политике. Люди, которые действуют так, как действовали бы либералы и реалисты. А вот почему у нас нет школ научных, этому соответствующих? Вот это уже менее понятно и остаётся сделать только следующую гипотезу нам как социологам, что здесь что-то не то. Потому что теоретически, если мы открываем какую-то дисциплину, которая была закрыта, мы должны были бы рассмотреть все её стороны: и одни, и другие. А нам даются только ровно половина, причём эта половина выдаётся за целое. Тем самым вся геометрия дисциплины, геометрия науки, геометрия предмета абсолютно искажается, потому что непонятно с кем спорить. Бой с тенью что ли? Либералы, кому они противостоят?



И демонизация противников либералов становится просто вот такой, как бы искажающей позицию самих либералов. Не понятно границы: что они говорят? И не понятно - с кем они спорят? Здесь только одна социологическая гипотеза, что Россия, с точки зрения западного сообщества, в том числе интеллектуального, может быть, в первую очередь интеллектуального, во вторую очередь политического, а в третью с точки зрения разведсообщества, - не рассматривалась, как полноценное суверенное государство. То есть, это государство, которое как Хопсон предложил, мы о нём говорили, рассматривалось, как государство с дефолтным ингридиентным суверенитетом. То есть, как государство, которому нельзя давать право спорить о либерализме и реализме. Смотрите, очень интересно.



Реалисты, ну ничего не поделаешь, такие могут быть, например Примаков или Путин. А вот систематизация реалистической школы категорически запрещена. Потому что, на самом деле, реалисты и либералы могут быть на равных там, где признаётся полноценный суверенитет.



И вот здесь очень интересный момент. Что такое градиентный, или дефолтный суверенитет с точки зрения запада? Это когда формально страна суверенная, а по сути, нет.



Что значит, когда, по сути, нет?

Это когда нет суверенитета в вооружённых силах. Суверенитет – это способность защитить себя от возможной атаки другого. Но если у тебя нет оружия? Значит, ты не суверенен? Не суверенен. Если не достаточно оружия, чтобы сопротивляться в серьёзной войне и нет дипломатических средств, чтобы пойти под зонтик к другой серьёзной стране, чтобы защититься опять же в случае агрессии, значит, ты не суверенен, значит, твой суверенитет является дефолтным, неполноценным, то есть частичным, ущербным или градиентным.



Второй момент. Если у государства нет экономического потенциала. Оно может быть суверенным номинально, но у него нет экономического потенциала, способного отстоять свои интересы в экономической конкуренции. Это тоже дефолтный суверенитет.



И есть третий дефолтный суверенитет. Это демографический. Если страна слишком маленькая, в ней живёт двадцать человек, Монако, например, все играют в рулетку. Ну не двадцать, несколько тысяч. Короче говоря, в рулетку играть она может, голосовать она может в ООН. Но ясно, что ничего больше, кроме рулетки она не потянет. Это страна, член ООН, Монако, княжество. Это тоже дефолт.



Так вот, существует ещё один признак дефолтного суверенитета, это интеллектуальная неполноценность, потому что полноценно мыслить мир могут только по-настоящему суверенные государства. То есть, как на кого-то ограничиваются санкции экономические, на кого-то санкции стратегические идут. Например, Ирану запрещено иметь ядерное оружие. Почему Ирану запрещено, а Пакистану не запрещено? Или Израилю? А вот это ответа никакого нет, потому что так Америка хочет и Россия не против. А если бы Россия была против? Она дала бы, например, Ирану ядерное оружие и всё. Потому что, на каком основании мы ограничиваем Иран в его желании владеть ядерным оружием и другие страны? А почему мы не ограничиваем Пакистан?



Ладно Израиль. Израиль прозападная страна, поэтому можно. А Пакистан-то почему? Почему Пакистан имеет право иметь ядерную бомбу, а Иран ни в коем случае? Ну, всё-таки Пакистан исламское, довольно архаическое общество, там сто девяносто миллионов, радикалы, ваххабиты, и не маленький Израиль. Может быть, Израиль такой невинный достаточно, а Пакистан-то уж совсем виноватый явно во всём. Бен Ладена где обнаружили? Там, в Пакистане. В Афганистане искали, не нашли. Оккупировали всю стану, не нашли Бен Ладена. А в Пакистане нашли. И тем не менее, это в ядерной стране Пакистан нашли, обратите внимание. То есть, речь идёт о том, что есть дефолтный суверенитет.



Так вот, Россия, единственная, которой остаётся сделать из этой аномалии. Мы находимся под санкциями, только интеллектуального толка.

- У нас есть запрет на некоторые формы мышления – раз.

- На некоторые формы образования – два.

- И на некоторые формы науки.



И где-то есть те области, в которых этот дефолт интеллектуальных санкции действует. Которые на самом деле…Если считать, что это само получилось, что русские читают только половину книг о международных отношениях, дебилы что ли? Кстати, часто начинаются международные отношения, учебники, английские и французские именно с реализма. Потому что, реализм считается тезисом, а либерализм считается антитезисом. Соответственно, не могут же они просто пропускать вот это, если они переводят их. Ведь на самом деле где-то это должно быть, описание того, что международные отношения состоят из двух частей, плюс всё остальное, споры реалистов и либералов. Нет. Реализм вымаран везде всегда из сознания просто принципиально. Это какая-то формула, которая необходима для производства ядерного оружия, просто, как только к ней кто-то подходит, учёного отстреливают, или он пропадает. То есть, есть определённые санкции. Санкции, которые начинают действовать в тот момент, когда страна пытается перевести своё состояние из дефолтного суверенитета в реальный суверенитет.



- Где-то это касается экономики.

- Кого-то это касается в сфере вооружения.

- А кого-то это касается в сфере интеллектуальной.



Так вот, единственная гипотеза как преподавателя международных отношений, которую я могу принять, как рациональную в том, что отсутствие реалистской парадигмы в преподавании международных отношений связано с режимом определённого санитарного кордона, который действует в нашем обществе на интеллектуальную деятельность. То есть,



Либералы в данном случае, в международных отношениях, они всегда будут говорить, что:

- Давайте распилим свои ракеты.

- Демократия с демократией не воюют.

- Давайте пойдём на уступки Западу.

- Давайте откроемся.

- Давайте предоставим свободу всем народам, которые хотят её получить.

- Давайте сблизимся с Западом.

- И то, что Запад подходит к нашим границам, не угрожает нам, потому что, они носители свободы и демократии и если мы действительно не будем представлять никакой опасности, то на самом деле они просто и нас в себя включат и просто подвинутся и на нашу территорию, поставят свои ракеты. Ну и что? Будут защищать нас от китайцев - это можно услышать на "Эхо Москвы".



Это будет ультралиберализм такой. Конечно, американцы нас защитят. Китайцы уже почти готовы нас схватить, а НАТО, вот оно продвинется медленно, медленно так к востоку, к востоку и дальше прямо до китайских границ. Там встанет, остановится и защитит нас. Вот вполне в духе Венедиктова видение стратегических вооружений.



То есть, у меня есть такая гипотеза, что либерализм, доминация либерализма международных отношений связано с решением и санкциями против интеллектуального суверенитета. Что если бы мы были национальным государством в девяностые годы полноценным, то мы должны были обнаружить эту вторую половину дисциплины международных отношений где-то через пару лет. А уж в эпоху Примакова и уж тем более в эпоху Путина. Вот в эпоху Путина, просто уже президент, всё его окружение, всё, что он говорит, это так или иначе в международной политике, в чистом виде реализм. И так его и рассматривают западные учёные.



Они и говорят: "Путин реалист"

А наши учёные?

Они говорят: "Путин опять ведёт страну в тупик. Путин создаёт предпосылки для коррупционного отсутствия перспектив развития. Путин отбрасывает наше общество назад".



То есть, вот как транслируется в нашей среде американская идея, что Путин реалист. Путин отстаивает свои национальные интересы, всерьёз стремясь наполнить суверенитет России содержанием. Вот что считает американский эксперт, средний. Это он так считает, в науке. Но говорить он будет, что Путин ведёт страну в тупик. Их понять можно, они на работе. Они знают, что Путин реалист, они тоже реалисты, они американские реалисты.



И для того, чтобы отстоять свою идею, им надо подорвать среди собственного народа Путина уважение к нему и сказать, что он просто ведёт страну в тупик, и он коррупционер. То есть, они квалифицируют его, как опасного, а описывают, как плохого, ущербного.



Мы должны его воспринимать, как полезного, а описывать, как хорошего. Ничего подобного. Всё не так. У нас никто его как полезное и разумное не рассматривает в научной среде, а относятся к нему исходя из настроения. То ли он хороший то ли плохой, в зависимости от погоды, что по телевизору передают, весёлую или не весёлую песню.



Короче говоря, отсутствие институционального реализма в современной России не может быть случайностью. Это система, по сути дела, ограничения нашего интеллектуального суверенитета. А вот теперь вопрос. Почему ни Примаков, ни Путин до сих пор, ни Примаков в бытность премьером, или министром иностранных дел, - не создали школу реализма? Несмотря на разных политических деятелей, которые в этом ключе выступают.



Я думаю это только по одной причине. Потому что субъективно Путин считает, что идея никакого значения не имеет, наука никакого значения не имеет и образование никакого значения не имеет. Другим ничем объяснить нельзя, потому что, настаивая на суверенитете в области технологий, суверенитете в области энергетики, суверенитете в области армии, суверенитете в области управления страной, как единым территориальным образованием, и жёсткое противостояние сепаратизму, то есть десуверенизации, в разных сферах, Путин не противодействует десуверенизации российской интеллектуальной элиты, образования и науки.



То есть, у нас наука проходит стадию десуверенизации, по сути дела, парадигмы задают не просто свои парадигмы. Смотрите, мы видим не просто западничество. Мы имеем дело с половинным, обрезанным западничеством. Все международные отношения – чисто западные дисциплины и реализм и либерализм, чисто западнические модели. Нам, когда предлагают взять западнический учебник, из него заведомо выпиливают половину, просто вырезали и дали. То есть, половина листов есть.



Это такая передача знаний нам через цензуру. То есть такое там есть, что русские после восемнадцати лет не имеют право читать про реализм ничего, потому что они неправильно истолкуют. Соответственно, вот эта закономерность очень любопытна.



Теперь, казалось бы, мы стоим перед очень интересной перспективой. Хорошо. Сейчас 2013 год наступает. Мы входим, ещё Путин надолго, если там, спина не разболится, вроде как на пару сроков ещё абсолютно гарантирован. Ну, казалось бы, сейчас можно было бы создать реалистскую модель. Либералы у нас все либералы, все международники и есть либералы. Теперь надо сделать международников и реалистов. То есть, как бы, я уже не говорю про всех остальных, просто реалистов.



Я думаю, что, наверное, к этому дело и пойдёт. И в принципе было бы очень логично, чтобы, наконец, с таким бешеным опозданием на двадцать с лишним лет, суверенная Российская Республика, демократическая, национальная, буржуазная и рыночная, с соблюдением прав человека, со всеми атрибутами, внутренними и внешними, западного суверенного общества, наконец-то задумалась бы о том, что в международных отношениях необходимо создать школу реализма. Ну, все предпосылки налицо. Если её не будет в ближайшее время, я думаю, что я буду думать, что это просто скандал какой-то. Вот сдерживать это совершенно невозможно и, в конце концов, это то, что лежит на поверхности и что это очень давно было бы пора и сделать.



Теперь такой момент. Можно ли считать позицию, скажем, нашей кафедры, которая не является либеральной в международных отношениях. Хотя это не имеет значения. Либерализм мы знаем и изучаем может быть больше, чем какие-то другие кафедры и институты, связанные с международной проблематикой и компетентны в этих вопросах. Но почему бы не стать социологическому факультету МГУ и кафедре социологии международных отношений в рамках МГУ, на позиции реализма? Почему бы нам не выступить в качестве этой школы, тем более, декан – патриот, государственник, консерватор, как раз взгляды его реалистские вполне, и, казалось бы, в чём здесь дело?



Во-первых, на это можно ответить следующее. Что вполне можно создать реалистскую модель. Она не сложная, она достаточно хорошо описанная, если просто уметь читать на любом, кроме русского, языка. И сразу в первом учебнике международных отношений много релевантной информации. А в двух книгах там будет всё сказано про реализм. Соответственно, технически сделать это не сложно и на самом деле, казалось бы, давно пора бы этим заняться, в том числе нам.



Но здесь мы вступаем в противоречие с другой моделью, которая сейчас является на наш взгляд уже субъективно более приоритетной, это евразийство и теория многополярного мира. Здесь мы подходим к тому, что мы говорили о теории многополярного мира, мы говорили, как об одной из тех парадигм, которых вообще нет в теориях международных отношений, нет ни в классических позитивистских, ни в критических, ни в постпозитивистских. Просто нет.



Даю ответ, почему мы не стали очагом реализма в международных отношениях, просто потому, что быть реалистами в России, хотя с научной точки зрения это необходимо с точки зрения развития или прорыва в науке, это просто арьергардно. Это просто взять и перенести на нашу почву то, что на Западе уже давно сказано, это раз.



И во-вторых, это принять западную модель развития общества, как нормативную. Вот почему нас не устраивает реализм. Потому что реализм – это абсолютно западноевропейская модель международных отношений. И нас интересует другой взгляд на все теории международных отношений, который был бы не западным. Который был бы многополярным и который бы находился на дистанции по отношению ко всей этой области.



То есть, нас интересует именно социология международных отношений, то есть, интерпретация международных отношений, как социального и социологического явления. В данном случае нам гораздо ближе постпозитивистский подход к модели международных отношений, как организованному дискурсу властному дискурсу, который состоит из дистрибуции ролей, иерархически распределённых между обществами или государствами первого сорта, второго сорта. И вот эта игра подавлений, которая развёртывается не только в сфере войн, экономических контактов, дипломатических контактов, социальных контактов, но и в сфере гносиологической, в сфере текстов, в сфере идей, в сфере концепций, в сфере науки. Вот эта как раз модель с точки зрения теории многополярного мира и отвергается.



То есть, реалистов у нас нет, и они должны были быть. Я думаю, что они появятся. Но появятся для того, чтобы вступить в полемику и дебаты уже с новым направлением. Ну, с либералами понятно, это арьергардные бои. Но для того, чтобы вступить в полемику с евразийством и теорией многополярного мира.



И поэтому, на самом деле, поняв, для нас это важно, что теоретически, в наших условиях, под реализм в международных отношениях зарезервировано определённое место. Как будто формочка готова полностью, её только залить, и получится кулич, или какая-нибудь булочка просто. Всё готово: есть тесто, есть модель есть, заказ. Но в конечном итоге здесь первопроходцем быть не надо. Просто берёшь и переносишь то, что мудрецы сказали о своих странах, о западных, на Россию, и получаешь автоматически просто путём механического переноса то, что необходимо в качестве вот этой реалистской школы.



Это вещь чрезвычайно полезная, но она не принципиальная на самом деле. Интуитивно она понятная, она прекрасно описанная. Реализм – самая рефлексированная позиция, ну и приемлемая до сих пор. Подавляющее большинство американской внешней политики строится вполне по реалистским принципам. То есть, здесь ничего нет такого особенного. Это вещь вполне прозрачная.



Гораздо живее и интереснее оппонировать не русскому такому вот условному российскому реализму и американскому прозападному либерализму, а начертить другую линию, между реализмом дебаты, и многополярной теорией. По сути дела многополярная теория оппонирует всей модели международных отношений, поскольку она является западной, западно-центричной, поскольку она заведомо содержит в себе тот расистский компонент, о котором мы говорили в теории Хопсона. Потому что все теории международных отношений, дисциплины международных отношений являются евроцентричными или западноцентричными. Это вот принципиально.



И соответственно, теория многополярного мира исходит из одной базовой предпосылки, которую можно назвать многополярной, плюральной или антропологической предпосылкой. Которая на самом деле опрокидывает все конструкции международных отношений, все школы и занимает определённую фундаментальную дистанцию по отношению к ним.



Эта идея - теория многополярного мира, отрицает следующее. Отрицает единство человеческого общества. То есть, она отрицает, что, говоря о человечестве, мы имеем дело с чем-то универсальным. Антропологи показали, что существует столько представлений о человеке, сколько существует культур, языков, обществ, религий, племён. Антрополог Льюис Рост, например, показывал, что представления маленького племени в Амазонке содержат все элементы мира, но не имеющие практически часто никаких аналогов среди предметов или явлений другого племени.



Например, некоторые австралийские племена не знают времени вообще. То есть, они не знают, сколько дней в лунном цикле. Они не считают лун, они вообще не знают, что есть какой-то лунный календарь. Луна для них – это часть племени, которая живёт среди них и так далее. У них нет времени в принципе. Мы это вообще не представляем. Мы думаем, такое время есть: линейное, время циклическое, время сезонное. А у австралийских аборигенов никакого, вообще нет времени. Ну, о каком единстве человеческого рода мы говорим, когда есть общество без времени вообще? Есть общество с временем, которое течёт как угодно, хаотически, или разбросано, или линейно, но мы-то имеем дело с собственно, линейным временем. Но это только наше общество линейно, постхристианское общество такое, общество научное. А существуют общества с более сложными моделями.



Точно так же пространство. У одних пространство мыслится как анизатропное, у других, как изотропное, у третьих, как сакральное, у четвёртых, как имеющее в самом себе, в своей структуре выходы и входы в рай и в ад и так далее. И целые культуры живут с этими пространствами, с этими временами. Точно также у них другое представление и о человеке, и об обществе и о смерти и о жизни и о любви и о браке и обо всём. Об эквивалентности, о ценностях, о значении торговли, о теле, - совершенно разные. А, представление о Я, о психологии?



Этот антропологический плюрализм, будучи применённым к международным отношениям, порождает сразу первую идею, что, то общество, которое мы берём за нормативное, всегда будет одно из многих, которое существует наряду с ним. Поэтому, как только мы говорим, что человек объявляется нечто, вот всеобщим человеком - что-то такое. И говорим и описываем этого человека - мы всякий раз описываем эту модель, отталкиваясь от какого-то конкретного общества, претендуя на то, что это всеобщая модель. То есть, мы отрываем концепт, например человека, или общества, или истории, или времени, от социокультурных исторических корней. То есть, мы десоциологизируем концепт.



Мы например, говорим - права человека. И говорим, что человек то везде одинаков, и права соответственно, раз он везде одинаков, должны быть одинаковы. Это полная чушь с точки зрения ислама, потому что, человек в исламе, например, это совершенно другое, нежели человек вне ислама. Для мусульман человеком является кто? Верящий в Бога. А если человек, например, не верит в Бога - для мусульманина тогда он не человек, просто не человек. Мы это представить себе не можем, но для мусульманина человек, не верующий в Бога и не желающий верить в Бога, просто не человек и всё. А там, срубил голову просто, как барану, срубил и всё. Либо веришь в Бога, тогда ты человек. Либо не веришь в Бога.



Соответственно, понятие права в исламе, в исламском обществе структурируется радикально иначе, нежели в обществе атеистическом, западном, где права привязаны к теологии. Права вытекают из коранического откровения. Права вытекают из комплекса, окружающего толкование тафсирами, хадисами, высказываний пророка, и соответственно, это и есть право. То есть, право является правом, установленным Богом.



Те же самые десять заповедей, которые не являются строго христианскими, это тоже заблуждение. Десять заповедей – это часть иудейского закона. Это иудейские заповеди, которые не отменены, но преодолены в христианстве двумя другими заповедями, которые принёс Христос. Когда Христа спросили: "Какие заповеди?" Он сказал: "В законе десять, а вообще-то, я даю вам две заповеди главные:

- Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем своим, всей душою своей, всем помышлением своим.

- И также возлюби ближнего своего, как самого себя"



Эти две заповеди являются христианскими заповедями, которые на самом деле совершенно другие по всем структурам. Здесь нет юридических предписаний. Это положительные заповеди, а не отрицательные. Смотрите, отрицательные десять заповедей – не сотвори себе кумира, не укради, не убий, не возжелай жену ближнего своего и так далее. Не – отрицание, то есть, не делай этого, не делай этого, не делай этого. А христианские заповеди – возлюби, Бога – раз, ближнего – два. То есть, сделай что-то позитивное. То есть, не "не делай", а "сделай". Не – отрицание, а положительное. На этом всём построена христианская теология.



Так вот, что такое христианский человек, на самом деле? Человек христианский выводится из богочеловечества Христа, выводится из представления о ближнем. Совершенно другой человек, чем в исламе, в конце концов. И уж третий человек, нежели в постхристианской атеистической культуре.



Таким образом, права вот этого христианского человека вытекают из другой этической и правовой системы, нежели исламского или атеистического. То есть, мы имеем, а дальше можно перейти к буддизму, а в буддизме человек есть поток дхарм временный, который временно спустился и потом распадается. Что человек есть не что иное, с точки зрения Дзэн-буддизма японского, откуда путь самурая, путь смерти. Человек – это завуалированная смерть. То есть, это некоторый сгусток иллюзий плотских таких, кишечных иллюзий, которые облекают собой небытие, шуньяту, пустоту. И вот эта пустота, смерть, и есть подлинная реальность человека. А человек – это как бы контр, он сам. Другое представление о человеке? Другое. Ну, и какие права? Права совершенно выстроятся иными из такого концепта. Буддийская теория права, она и формально радикально другая, чем исламская, христианская, постхристианская, светская.



И вот если мы только возьмём, В Китае, совершенно иное представление и о человеке и о праве. Где кончается индивидуум и начинается род, это вот планка выделения индивидуума от коллективного, общественного родового, культурного, исторического, генетического, поколенческого, она совершенно по-другому организована. Что человек без рода, без этого потока предков, которые живут сквозь него, он ничто просто. Индивидуум ничто просто, отсюда китайская дисциплина, отсюда китайская целостность, потому что, китаец, в отличие от европейца, он не в такой степени индивидуум, как европеец. Он ещё человек рода. Он отвечает, род сквозь него живёт. Живёт китайский род, поэтому на самом деле отсюда и определённая терпеливость китайцев, трудолюбивость, и, в общем, некая жестокость, потому, что это момент, индивидуум – момент.



Для западного человека, современного, индивидуум – это всё, больше для него ничего нет, начало и конец, альфа и омега. А для китайца это момент. Для русского человека это вообще носитель Христа. Для мусульманина это верный, смирившийся перед Богом. Для буддиста пустота. И все правовые системы имеют в свою очередь привязку к этой антропологии.



Поэтому, когда мы привносим в модель международных отношений этот антропологический принцип, когда мы говорим, что могут существовать равные общества наряду одно с другим, то мы скажем, существует много человек, а не один человек, и много прав человека.



И исламские права человека, христианские права человека, буддийские права человека, китайские просто будут отличаться, потому, что иной субъект этих прав – раз, иная модель понимания права - два.



Соответственно, вот тут возникает самое важное.

Западные люди говорят: "Ну как же, у нас-то под человеком и правами, у нас понимается это. А если у вас не так, значит, у вас плохо понимается. Значит, ещё недостаточно понимается".

- Что значит недостаточно?

- Недостаточно, как у нас.



И вот, мы имеем дело с тем расизмом фундаментальным, о котором мы говорили. Западное общество, современное западное общество, не прошлое, отождествляет самого себя с универсальным идеалом. И строит все свои теории, в том числе международных отношений, на этом принципе. Вот как у нас - это правильно, хорошо и универсально. А как не совсем у нас, это не совсем правильно. А совсем не как у нас, это совсем не правильно.



Значит, здесь возникает такой момент. Частное, западноевропейское, берётся как всеобщее. И тогда возникают некоторые идеи того, что называется телеология. Вот смысл и ключ к пониманию западного расизма в широком смысле: культурного, научного, идеологического расизма, - заключается в телеологии. Потому что, существует некоторая презумпция, то есть, допущение, которое лежит в основе западноевропейской культуры. Это идея движения к цели. Телос – по-гречески, это цель. Логос – учение, телелогия – это учение о цели.



Телосом выступает современное западное общество и современный западный человек. Телосом, целью, выступает современный технологический уровень цивилизации, современное представление о комфорте, об уровне экономических социальных гарантий. И дальше, смотрите, эта цель рассматривается в качестве того, той точки,

- К которой движется вся история, раз.

- И к которой тяготеют все пространства, два.



То есть, эта телеология имеет темпоральный исторический характер и имеет пространственный характер. Мы имеем двойную телеологию.



Что значит историческая телеология? Что западные люди считают, что существует прогресс. Это абсолютная убеждённость. Этот прогресс направлен в одну сторону. В какую сторону? Какова цель прогресса, телос прогресса? Это стать таким, как современное западное общество, евроамериканское.



И всё то, что движется к этому совершенству, к этому идеалу, к этому абсолюту - всё то хорошо. Но что ближе к нему, то лучше. А что дальше, то хуже. Соответственно история имеет такой позитивный характер, созидательный характер.

Она идёт

- От несовершенного, от малого, к совершенному.

- От темноты заблуждения к истине и справедливости.

- От зла к добру.

- От карикатуры к подлинности.



Что является подлинным? Является путь развития западноевропейской цивилизации. Самым подлинным является то, что есть на Западе сегодня. Но ещё более подлинным будет то, что будет на Западе завтра. То есть то, как пройдёт дальнейшее продвижение к этому телосу в истории. Соответственно, исторические этапы ранжируются по расистской вертикали.



В истории есть подъём. К чему? На пике его стоит западноевропейское современное общество. А всё, что находится ниже, является прошлым, худшим, недоделанным. И оценивается исходя из тех критериев, из тех ценностей, из тех параметров, из тех мер, которые находятся в западноевропейском обществе. Они-то и считаются универсальными. Это телеологический универсализм, универсализм исходя из цели. История двигается к цели. История двигается к Западу. Всё, что не к западу, то отсталое, обратите внимание.



Если общество не является западным, это эквивалент тому, что оно является отсталым. Куда отсталым? Для того, чтобы говорить так, надо предполагать, что движение ведётся к одной и той же точке. Только кто-то к ней ближе, кто-то более продвинутый, а кто-то дальше - тот отсталый. Но чтобы говорить об отсталости, надо предполагать, что все движутся только в одном направлении. Все хотят и движутся только в одном направлении. В каком? В сторону западноевропейской культуры.



Теперь пространственно. Это вот мы историю взяли, корпоральный аспект, временной аспект. Пространственный аспект. Существует парадиз на земле, рай. Этим раем является западноевропейское и американское общество. Там соблюдаются права человека, там прекрасная социальная защита, там великолепное образование, там настоящее общество демократии и прав человека, там люди говорят всегда правду, там свобода, гарантия, благосостояние, благополучие и настоящая полнота реализации человеческих возможностей. Это - мир счастья. Это зона первого мира, где всё является оптимальным, и она окружена поясами.

1 - Это первый пояс - похоже, но не совсем.

2 - Не дотягивает.

3 - Ну и третий пояс, который совсем не похоже и совсем не дотягивает.



Соответственно, это районирование создаёт первый, второй и третий мир.



- Первый мир замечательный, это географичесикий пространственный телос, который является универсальным. Он рай. Западноевропейский рай является мерой вещей.

- Дальше лежит полурай - страны БРИКС, которые похуже, уже такое там, чистилище.

- И настоящий ад - третьего мира, где копошатся дикари в поисках пятнадцати центов за месяц, в поиске крупных таких вот индусских зарплат. Индусы получают, по-моему, средний йог получает одну рупию в месяц. Ну, просто сидит там, на гвоздях просиживает месяц. Месяц просидел, рупию получил и доволен вполне. Крупная, такая как бы социальная гарантия.



Вот это то, чего боится западный человек, что его посадят на гвозди и дадут одну рупию в месяц, если он не будет защищать свои права человека и свои универсальные идеалы. Может и правильно боится, сидеть на гвоздях всю жизнь не очень привлекательно. Я даже удивился, вот в Индии был, там действительно страшная нищета, но какие у них доброжелательные лица. Просто ходят нищие, совершенно оборванные, явно не евшие, по-моему, никогда, но у них такие спокойные лица, как будто ничего они против не имеют. Просто не могу представить себе такое положение - это драма, даже одна мысль, для европейца и даже для человека второго мира. А вот для индусов вполне нормально. Плывут рядом.



Представляете, абсолютная свалка течёт: пластиковые бутылки, помойка такого грязно-серо-коричневого цвета. И написано: "Содержите нашу священную реку Ямуну в чистоте" Там не то, что в чистоте, а там напоминает ожившие поля, полные пластиковых удобрений, немыслимо грязная река просто. И индусы ходят спокойно вокруг неё, не чувствуют большого дискомфорта, живя в этой помойке. Я в Индии не увидел ни одного дома с четырьмя стенами. В лучшем случае было три, а если было четыре, то не было крыши гарантировано.



Мы ездили в Тадж-Махал, двести километров туда, двести обратно - это было просто такая чёрная грязь и нищета, помойки, помойки, просто мир помоек. Двести километров вглубь Индии, двести километров к столице. И столица такая же точно. Очень интересное государство. А в метро написано: "Не плевать. Не сморкаться". Там ещё что-то хуже. Штраф сто рупий, или тысяча рупий. На самом деле можете представить себе, что когда индус туда попадает, чем он занимается. А людей при входе обыскивают в метро: там две кабинки для мужчин и женщин. Просто так пройти в метро нельзя. Тебя раздевают, обыскивают, заставляют не сморкаться, проводят ликбез относительно гигиены, и только потом ты можешь свободно проехать в метро, в чудовищной грязи. А встречает солдат с ружьём, который на тебя смотрит из-за таких вот мешков с песком.

Я спросил: "У вас всегда так?"

Он говорит: "Нет, было хуже, было два. Сейчас у нас потепление".

- "А кого они ищут?"

- "Да разные бывают. Не поймёшь, они все чёрные"



На самом деле у европейцев действительно такое представление, что есть белый рай, жёлтое чистилище и чёрный ад. Просто с точки зрения расовой. Поэтому, географические зоны, они так и делятся: первый мир, второй. Мы попадаем во второй, как бы мир, и третий мир.



Так вот. Эта телеология является основой западноевропейского расизма, западноевропейской культуры. Они рассматривают свой мир, как телеологический мир. Поэтому и свои права человека они искренне считают универсальными. Свою рыночную, либеральную, демократическую, системы считают абсолютными, потому что это конец, это пик. Они при этом говорят, что может быть ещё лучше, но у нас. Мы может, ещё что-то придумаем завтра. Вот, мы же придумали, вот не было раньше браков гомосексуалистов, теперь есть. Прогресс налицо. Но это не конец, ещё можно двигаться дальше в этом направлении, и новые взять рубежи прав человека в перспективе. Поэтому, не успокаивайтесь, не останавливайтесь, у вас ещё много чему есть у нас поучиться.



Соответственно, вот какова западная модель, и все модели международных отношений строятся исходя из этого принципа. Они телеологичны. Они направлены исторически к тому, что все общества развиваются только в одном направлении. И все общества тяготеют к тому, чтобы быть в центре, чтобы прорваться к центру, чтобы попасть в первый мир, а не остаться на периферии. То есть, движение: от прошлого к будущему, от периферии к центру. И соответственно, западноевропейская культура приобретает характер универсальный. Потому что она является смыслом и логикой истории, что история направлена к ней. Это светлое будущее и светлое настоящее, которое уж намного светлее вчерашних сумерек, которые до сих пор ещё окутывают значительную часть мира, в том числе и нашу страну.



Поэтому, как только мы признаём, что эта телеология действенна, то мы, даже если мы реалисты, у нас остаётся только одна, смотрите какая программа, если мы реалисты, и соответственно они либералы.



Мы говорим, Россия должна быть сильной, мощной, развивающейся державой. Для чего? Для того, чтобы стать похожей на Запад, стать такой же как Запад, войти из второго мира в первый мир, примкнуть к этому технологическому ядру. Но для этого надо соблюдать права человека, надо построить демократическое общество, и сделать не коррупционную рыночную систему. То есть, реализм в нашем случае даст по большому счёту ту же самую расистскую западноцентричную картину, которая нас немножко раздражает, когда она противопоставлена против нас. И когда нам говорят, что вы коллеги принадлежите ко второму миру, вы являетесь не полноценными, вчерашними, у вас не соблюдаются права человека, нас это раздражает не только потому, что это против нас направлено (мы получаемся плохими), но, наверное, раздражает, что есть основания такие. Соответственно, мы хотим исправить эти основания, но только войти в этот благой мир, к этому телосу, к этому историческому горизонту, Россия должна двинуться самостоятельно, считают реалисты.



А либералы говорят - да не важно, самостоятельно, не самостоятельно, демократии друг с другом не воюют, пилим ракеты, быстрей-быстрей пилим ракеты, опускаем все народы куда подальше, свободу Северному Кавказу. Соответственно, их программа понятна.



Но и программа реалистов не далеко ушла. Да, они будут с ними спорить относительно того, что надо сохранить суверенитет. Что Россия должна перестать быть страной второго мира и стать полноценным участником первого мира, для того, чтобы вырваться из состояния полупериферии, из чистилища в рай. В какой рай? В европейский рай.



Поэтому путинская модель великой Европы от Лиссабона до Владивостока, это действительно реалистская перспектива, он искренний реалист. Он ничего против европейской интеграции не имеет, но он хочет, чтобы Россия тоже была частью этой европейской интеграции, а не местом для хранения ядерных отходов, как считает Хакамада и наши либералы. Разделение труда. Люди первого мира могут быть без ядерных отходов. Люди второго пусть поживут в ядерных отходах, а либералы к этому времени уедут на Запад и будут там спокойно жить. Это наши либералы. С ними более-менее понятно.



Но наши реалисты, которых ещё нет, в теоретическом смысле, я объясню почему, потому что нас не пускают сознательно в этом направлении, но я думаю, эту блокаду мы прорвём. И вот, что мы получим в результате, когда сложится эта реалистская парадигма международных отношений на научном уровне. После того, как мы выйдем из гипноза внешнего управления и вот этого санитарного кордона на развитие собственной интеллектуальной элиты.



Мы получим российских реалистов, которые будут признавать телеологию запада, будут расистами, такими же, как западные, будут относиться к собственным гражданам, и особенно к гражданам Востока, как к недогражданам, которых надо мобилизовать, развивать, технологизировать. Кавказ, где существует традиционная система отношений, надо разрушить их связи коренные между собой, культурные, надо создать там казино, оффшорные зоны и превратить в такую, как остальную Россию.



А остальную Россию постепенно превратить в то же, чем является восточная Европа, а это нынешняя помойка западной Европы. Такой как бы пригород западной Европы, от которой сами восточноевропейцы уже начинают стонать, потому что они уже чувствуют себя, в свою очередь, уже будучи в Евросоюзе, людьми второго сорта. Такими их считают. Вот Хостел достаточно посмотреть. Смотрели фильм Хостел? То как западные люди видят восточную Европу. Вот эти грязные плюющиеся дети, которые с бритвой нападают на туристов. И, соответственно, вот Хостел такой, это Восточная Европа в глазах Запада.



А мы хотим в перспективе стать таким недохостелом. Брат-2, например, даёт такую картину. Это уже мы там видим вообще какое-то восстание против всей мировой системы. Уже многополярность такую, русскую миссию, что мы вообще всё перевернём. Но они нас видят приблизительно такими, немытыми братками, которые захватили всё и вообще никаких правил не соблюдают. Даже тех, которые вот эти садо-мазо-криминалитет восточной Европы. Совсем такой недохостел. Тут в глазах среднего европейца такова Россия современная. Поэтому они говорят "Путин, коррупция". Они никогда здесь не были. И не знают, что такое коррупция. Для них это очевидно, что у Путина должен быть символ коррупция, потому что, там дальше, где кончается Хостел, там такое начинается: дикая Тартария дальше, они говорят. На картах у них там помечено. А здесь царство короля Иоанна, здесь волки, людоеды, мордва живёт и всё уже как бы, мир закончен. Как у Птолемея там дальше уже мифические существа, против которых Александр Македонский строил железную стену. Это мы с вами.



И что хотят реалисты? Эти гипотетически, если осмысленно. Они хотят вот как бы измениться, хотят улучшиться, хотят модернизироваться и хотят попасть на праздник сеньоров на самом деле. И хотят, как варвары, которые захватили Рим, они хотят стать римлянами, христианами и так далее. Так вот наши российские варвары (реалисты) хотят достойным образом отстоять свою правоту и с помощью газа и нефти, их варварских методов.



Интересно, греки считали, что у богов есть кровь. Называлась она ихор по-гречески. Она такого фиолетового цвета, огненная кровь богов, и есть она у Титанов. Так вот, ихор титанов, или кровь титанов, это с их точки зрения была нафт, горящая чёрная жила земли, это нефть. То есть на самом деле наша страна, она титаническая, грубая, из ада, которая питается нефтью. Наша экономика основана на крови титанов, ихор. Мы её экспортируем и пытаемся заставить такую чистенькую, чистоплюйную Европу, как-то вот с нами считаться такими грубыми газовыми вентилями, газом, ихором. Такая титаническая страна на периферии мира.



Вот приблизительно, почему с точки зрения теории многополярности, с точки зрения антропологического плюрализма, не приемлем реализм в национальной модели. Потому что он на самом деле есть не что иное, как один из форматов, одно из лиц западноцентричной телеологии. По сути дела это та же расистская модель, только которую мы хотим применить к нам более достойно, чем либералы. И на этом основании, теоретически, можно было бы построить диалог и консенсус российских либералов и российских реалистов. Потому что, по сути дела, целью и мерилом для них была одна и та же, и была бы одна и та же западная модель в качестве нормативной. То есть, они и те и другие, признавая международные отношения, они признавали бы расистскую телеологию западного общества.



А что предлагает теория многополярного мира?

Она предлагает рассмотреть эту модель плюрально. То есть, каким образом? Она предлагает отказаться от глобальной телеологии, и сказать, что каждое общество имеет свою собственную нормативную систему. Нет единого времени, которое течёт в сторону современности. В одном обществе время течёт, как на Западе. А в другом время течёт по-другому. А в некоторых обществах нет времени вообще, как мы видели.



В одних случаях пространство сконфигурировано центр – периферия, а в других обществах оно равномерно распределено между многими центрами. То есть, мы имеем дело с плюрализмом в историческом смысле, то есть, например, прогресса. В частности социолог Питирим Сорокин, наверное, вы его изучали, это очень интересный, очень глубокий автор, в своей фундаментальной работе "Социально-культурная динамика" базовой его работе, его труд жизни, он показывает, что никакого прогресса не существует. В данном случае он выступает как носитель многополярной социологии, потому что, он говорит, что ни по одному параметру, ни одно общество, никогда не развивается только в положительном смысле. Какие-то стороны укрепляются, но какие-то параллельно теряются.

- Больше технологического развития – меньше морального.

- Больше морального, духовного – меньше какого-то рационального.

- Больше рационального – меньше нравственного, альтруистического.



То есть, все типы обществ представляют собой относительный прогресс в одном направлении и относительный регресс в другом. Причём, иногда эти вещи меняются. И никоим образом нельзя сказать, что все общества идут к одной цели и что они на каждом этапе, в последующем лучше, чем в предыдущем. В чём-то лучше, а в чём-то хуже, показывает Сорокин. Дальше он говорит, что существуют лишь флуктуации. Существует три типа обществ, сейчас не буду в это вдаваться.



Основная идея Сорокина в том, что прогресса нет, что социального прогресса нет, и время в каждом конкретном обществе течёт в разном направлении с разным ритмом, в разных циклах и поэтому нельзя сравнивать, золотой век одного общества с железным веком другого. Золотой век одного общества надо сравнивать с железным веком того же самого общества.



И Ницше об этом говорил кстати, очень глубокое замечание относительно того, что добродетели и грехи в человеке растут из одного и того же корня. То есть, в одном случае, тот же импульс, та же сила, она приобретает характер добродетели, а в другом случае… Например, любовь, в одном случае она добродетель, в другом случае она становится грехом. Если она не контролируема, если она безгранична, ни ни на что не направлена. Или, наоборот, в каком-то смысле холодность может быть и добродетелью и грехом. Холодность сдерживает какие-то животные стремления человека, наоборот показывает его рациональным, способным управлять собой. В другом случае он оказывается безразличным и не сочувственным к другому человеку, к другому человеческому существу, а один и тот же корень.



Точно так же, что в каждой цивилизации существуют свои плюсы и свои минусы. Есть норма, то есть, то к чему стремятся представители каждого общества от дикарского, варварского или цивилизованного и есть наоборот отклонения от этой нормы. Есть плюсы и минусы, конечно. И есть стремления, телосы, то есть, стремления к некой цели в каждом обществе. Но, как только мы внимательно, антропологически начинаем изучать эти общества, мы понимаем, что телеология может быть сконфигурирована самым разным образом. То есть, в одном случае, эта цель одна в другом другая. В одном случае время и пространство одни и это общество находится внутри этого времени и пространства, своего времени и своего пространства в одной точке. А в другое – совершенно в другой. И они идут-то в разные стороны. Можно теперь сказать, что цикл является универсальным законом. Но и цикл не является универсальным законом, потому что, одни общества цикличны, а другие нет.



И в этом отношении понимание антропологических культур, вариативности, плюральности культур этих обществ, приводит нас к идее, что человечество по-настоящему многообразно. Эта многообразность не может быть иерархиезирована и помещена в единую универсальную таксономию, которая рано или поздно, так или иначе, приведёт нас только к одному: е расизму. А значит, к гегемонии, а значит к оправданию насилия, а значит, к поучению и навязыванию одним того, что хотят от них другие. То есть, по сути дела к эксплуатации и воли к власти. И если какие-то общества действительно являются, ну такими фанатами воли к власти, это западноевропейское общество. Оно действительно построено вокруг этой вертикали. Даже это теория многополярного мира принимает.

Ну, хорошо, мы имеем дело с расистами.

Ну, хорошо, западноевропейская культура, она принципиально выстроена вокруг воли к власти.



Но только поймём это и скажем - пожалуйста, мы имеем дело с агрессивным евроамериканским маньяком. Да, НАТО, это серьёзно, будут бомбить, будут насиловать, будут сапогами стучать, будут врать, будут подавлять. И это прекрасно, если вы согласны оказаться в роли жертвы. Прекрасно. Или если вы надеетесь послужить этой вот страшной маниакальной системе в её рядах - тоже прекрасно. Можете это выбрать? Можете.



И вот здесь, смотрите, теория многополярного мира не стремится что-то отвергнуть. Она говорит, да, есть такая культура. Но когда она говорит, что это зайчики, что там такая культура, что это дед мороз прилетел и принёс нам гуманитарные бомбардировки с собой, и что на головы иракских женщин, стариков и детей, или ливийских, или сирийских, сербских, сыпятся сейчас праздничные подарки, а не шариковые бомбы. Ну, извините, вот это не правильно.



Просто бомба, так бомба. Убиваешь, маньяк – понятно. Жёсткий, хочешь подавить, то есть, империалист, колонизатор. Запад, ты такой? Ну что ж будем иметь дело с тобой таким, будем уже думать. Но тогда мы просто хотим. Ты имеешь право быть таким. Любое общество имеет право быть каким угодно. Если запад считает, что телеология – это правильно, то можно принять это как западную идею. Не значит, что мы должны отказаться от западной культуры, но мы просто должны поместить её в свой контекст, и сказать, что вопрос о принятии или не принятии этого импульса Запада, этой западной теологии, этого западного универсализма является свободным. То есть, мы можем его принять, а можем его отвергнуть. И отвергнуть мы имеем полное абсолютное право. Провозгласив, например, что китайская культура равноценна и китайское общество равнозначно западному, или российское евразийское, православное, или исламское, или индийское. И если индусам нравится жечь шины, мне например, страшно за них, но это их право. Вот сидят и жгут шины и всё, больше ничего не делают. Ну, значит, они так хотят, в конце концов. Кто я такой, чтобы за эту великую культуру, которая жжет шины, там миллиард на самом деле, и они всё плодятся. Ну, это ладно.



Я, как западный человек, я, как расист на самом деле так рассуждаю - это не правильно. Надо переучиться. Мне ужасно, я не понимаю, что там происходит, что они бедные там творят. Но на самом деле, они понимают, наверное, надеюсь. Вот. Но, во всяком случае, это не моё дело. Просто что-то делают своё.



Я не говорю, что мы должны быть такими как Панарель, который "о, бабочка пролетела, какая замечательная, вот ящерка пронеслась" (из "Дети капитана Гранта"). Ничего подобного. Бывают жестокие виды среди этих культур, цивилизаций. Или очень глупые, или очень жестокие, или очень активные, агрессивные, неприятные. Я не думаю, что вот исламская культура с их пониманием, так уж сопрягается с христианской.



А кому-то наша христианская культура тоже покажется совершенно нелепой, ненужной и непривлекательной. А мне вот сложно представить такого человека, потому что мы сами продукты православной русской культуры. Нам кажется, что все должны просто говорить: "Ну, вы знаете, они настоящие молодцы. Они покрышек не жгут, головы не режут, колонизацией не занимаются. Уж эти-то просто хорошие". Но это нам так кажется. А кому-то, смотрят на нас, на русских, и думают: "Какой ужас". Трудно себя поставить в их позицию. Но Ницше же писал фразу: "Говорят, что плохие народы песен не сочиняют. Почему же они есть у русских?" То есть, на самом деле где-то есть и такой на нас взгляд. Он неожиданный, непривычный, но возможный.



На самом деле, важно в такой теории антропологической модели международных отношений, просто допускать возможность разнообразия, в котором мы не понимаем, и разнообразия, которое нас тревожит и шокирует, и которое нас даже задевает. Но, если это слишком задевает, в теории многополярного мира всегда можно дать ответ, попросить не задевать, ну, с помощью ядерного оружия. Сохранили, не распилили ракеты. Когда нас слишком уж что-то будет задевать, мы говорим: "Друзья, мы ещё не всё распилили. Вот у нас две шахты. Вы не могли бы там прекратить. Нам не очень нравятся ваши ПРО у наших границ. Ну, поставьте подальше куда-нибудь к себе, в Канаду поставьте, подальше от нас, от греха. Вот".



Если ракеты есть, то мы способны эту цивилизацию защитить. Если экономическая мощь, как у Китая есть, то и ракеты появятся. И Китай защищает свою собственную идентичность цивилизационную. И, в общем-то, настаивает постепенно на том, что, как бы ни обстояли дела с правами человека в Китае, считаться с этой страной, с её мощью, необходимо. И все начинают считаться, потому что, тех же самых западных людей может остановить только противодействие одной воли на другую. Они хотят это захватить, а им это не дают. И если им по-настоящему не дадут, в конечном итоге они отступят. И телеологию свою оставят при себе. Колонизационное её распространение, оно будет ограничено западом, а уж у себя они пусть делают, что они хотят. Просто к другим вот пусть… Вот, у вас человек, у вас права, у вас всё прекрасно. Вот и занимайтесь, как вы понимаете человека, так и понимайте его права. Ваше европейское западное прекрасное дело.



Но как только вы пересекаете границу, я думаю, уже с Чехией, то уже ситуация начинает резко меняться, даже с Польшей. А уж там, за Брестом начинается совершенно другая антропологическая картина и другая правовая модель. Она совершенно отличается от западноевропейской, но это не значит, что она хуже. Она просто другая. Вот как мыслит другой, не иерархизируя его, не встраивая его в собственную иерархическую модель, - вот искусство построения теории многополярного мира. Вот идея равенства цивилизаций. Не то, что равенство формальное, а равенство быть самими собой, равенство создавать миры, создавать конструкции, создавать общества, создавать политические культурные системы, которые опирались бы на внутренний потенциал, на своё собственное время и своё собственное пространство. На свою собственную антропологическую социальную культурную, духовную модель. Не значит, что она будет хорошей. Даже не значит, что она нам самим будет в обществе нравиться.



Но на самом деле всё равно, и наши плюсы, и наши минусы, и наши недовольства и претензии к тому, как мы выражаем самих себя, и наши согласия с какими-то или не согласия с нашими внутренними движениями, - это наше дело. Вот смысл теории многополярного мира. Вот она чем отличается от всех остальных теорий международных отношений. Она рассматривает мир не расистски, она исходит из равенства и плюральности многообразия социальных систем и стремится придать этим социокультурным цивилизационным системам статус акторов, то есть превратить их в неких цивилизационных игроков, каждый из которых будет в рамках своего пространства создавать свои собственные цивилизационно ценностные поля.



- С этим связана идея китайского мира, идея организации тихоокеанского региона и значительно других областей мира в интересах Китая. Китай защищает не только свои интересы реалистские, но ещё и свою цивилизационную идентичность и с этим связаны очень многие аспекты Китая.

- С этим связано стремление исламского мира построить своё общество, на этом многие страны настаивают достаточно жёстко.

- С этим связана идея интеграции Евразийского Союза Путина сейчас вот как раз. Путинский реализм противостоит евразийскому, потому что с точки зрения реализма, гораздо лучше было ограничиться национальными интересами России и их жёстко сдерживать. И вот Евразийский Союз, это уже другое измерение, дополнительное к Путину, который уже другой аспект открывает. И возможно, они конфликтуют между собой: национальный реализм такой и евразийская интеграционность. Ну, это как раз покажет время.



Здесь самое интересное. Спор между евразийстами и реалистами наиболее интересен. Спор между сторонниками многополярного мира и такими националистическими эгоистами западного толка, то есть, национал-западниками. Вот это содержательная вещь. В то время, когда либерализм в наших условиях, мне кажется, конечно, должен быть немножко отстранён, отложен в сторону, потому что его слишком много, например. Как в некоторых этапах у нас было слишком много, например, социальной справедливости, в советское время. Настолько надоело, что слово "социализм" сейчас никто не произносит.



В последние годы слишком много либерализма и слишком много экономики. Это две вещи, когда экономисты могут оправдать всё. Когда мы с экономистами сидели, обсуждали, один говорит "Очевидно, что это выгодно". Другой с цифрами показывает таблицу, хороший крупный экономист, высокого уровня. А другой говорит: "Очевидно, что это не выгодно". То же самое действие - показывает ещё больше таблицу. Ну и что, мы разберёмся? Это просто форма такого гипноза: экономист пришёл с бумагами, всё просчитал, доказал всё, что угодно.



Поэтому, либерализма слишком много, а вот в международных отношениях нам, конечно, было бы интересно для России, и это уже проект на будущее: дебаты между сторонниками теории многополярного мира, цивилизационного подхода, и такими национально ориентированными реалистами. И те и другие за Россию, за то, чтобы мы были сильным государством. Но одни считают, что путь модернизации и движения на запад – неизбежный путь. А другие считают, что у России есть свой собственный русский евразийский путь и он ведёт просто в другую сторону. Не то, что быстрее или медленнее, а вообще в другом направлении.



Сама идея возможности развиваться в другом направлении, или по-немецки Sondere Weg (особый путь), это как раз то, на чём настаивает теория многополярного мира, и чем она принципиально отличается от всех остальных моделей международных отношений.

Всё. Благодарю.



Набор текста: Наталья Малыгина

Редакция: Наталья Ризаева
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.04.2014, 11:41   #4
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

4.032. Международное Правительство никогда не отрицало своего существования. Оно не обнаруживало себя манифестами, но действиями, которые не упущены даже официальной историей. Можно назвать факты из французской и русской революций, а также из англо-русских и англо-индийских сношений, когда самостоятельная рука извне изменяла ход событий.


Неправильная революция

Александр Дугин: Мы имеем дело с одним очень фундаментальным отступлением, от марксистской теории при взятии власти большевиками. Фундаментальное отступление. Дело в том, что Маркс считал, что пролетарские революции возможны исключительно в обществах с высоким уровнем индустриализации, с преобладанием городской буржуазии и с мощно развитым пролетарским классом.



Общества аграрные, традиционные, общества, которые можно назвать (в череде Льюиса Моргана) варварскими, объектами или субъектами пролетарских революций быть не могут. Поэтому, пролетарская революция невозможна в России, утверждал Маркс, невозможна в Китае, а возможна только в странах западной Европы. Где есть достаточное количество городского пролетариата – раз. Где буржуазные отношения создали новый базис экономики, где доминирует промышленный капитализм, а не лендлорды и не крестьянство. И вот только там, в этих урбанистических, буржуазных, промышленных державах с мощным развитым пролетариатом, возможна социалистическая революция.



Соответственно, и, вот дальше, марксисты говорят, где она должна начинаться?

Она должна начинаться в Европе. От неё, из Европы, социалистическая революция должна проникать в другие общества, и может быть, застигнуть когда-то даже те общества, где буржуазные отношения ещё не развились, но они быстро разовьются и быстро перейдут с помощью социалистической Европы в новую стадию. Вот какова марксистская модель позитивного сценария развития социалистических революций в мировом масштабе. Маркс видел только так. И кстати, что интересно, поддерживал английскую колонизацию Индии, боясь, что в противном случае, Индию может захватить варварская недоразвитая и недобуржуазная Россия или недобуржуазная Османская империя. В этом отношении марксизм твёрдо настаивал, что задачей является мировая революция, а мировая революция возможна только в странах западной Европы, в странах с развитым пролетариатом.



Что получается в России?

Получается, что захват большевиками власти в аграрной варварской стране, которую Маркс считал не подлежащей ни в коем случае ни пролетарской революции, которой впереди ещё очень много лет движения по пути к капитализму, урбанизации и модернизации промышленности, национализации, - именно побеждает там. Это очень странное отклонение от марксистской парадигмы.



И здесь, на первом этапе, все русские большевики, Троцкий, Ленин, Сталин и все остальные, которым удаётся захватить власть, они рассматривают ситуацию следующим образом на первом этапе.



Да, то, что произошло в России, в Санкт-Петербурге и в Москве – это аномально. Да. Но так уж получилось, что кризис мировой буржуазии, мировой империалистической системы, создал условия, в рамках которых оказалось возможным пролетарской партии захватить власть в не буржуазной стране. В одной отдельно взятой стране. Могло исторически так сложиться? Ну, теоретически Маркс считал, что нет, что это будет не социалистическая революция, потому что не созданы предпосылки экономические. А Маркс всё объяснял базисом, то есть, на уровне базиса нет этих предпосылок.



Ну, хорошо, Ленин сказал в духе Огюста Бланки, заговорщической теории говорил, ничего. Не созданы предпосылки, зато у нас есть компартия, которая воспользовалась замешательством буржуазии и захватила власть. Вот у нас было уже буржуазное общество полгода, ровно, с февраля по октябрь и хватит. Дальше мы уже сами строим социалистическую революцию. Большинство марксистов европейских говорит: "Какие социалисты? Это какие-то проходимцы, которые просто бандиты. Восстание может очень и неплохое, но не пролетарское, не марксистское, просто какая-то группа радикальных левых экстремистов захватила власть в аграрном обществе". Так считают западные марксисты.



А советские марксисты, Ленин, Троцкий, говорят: "Нет. Мы настоящие марксисты и сейчас начнётся мировая революция. Вот увидите. Сейчас мы подхватим, как бы этот процесс. Создастся в Германии революция, разорённой войной. Дальше она перенесётся во Францию, в Англию и то, что началось с нас, то, что мы первые успели, на самом деле дальше опять вернётся через эту аномалию к марксовскому проекту. Что мы выступим лишь как триггер, захват власти в России и провозглашение советской республики, станет триггером процесса мировой революции.



Но дальше смысл Троцкого был именно в этом, в том, чтобы зажечь мировую революцию в Европе. Потому что в противном случае эта пролетарская революция потеряла бы своё значение. И вот первые годы после захвата власти большевиками, они направлены (действия советской власти) на укрепление своего контроля в российской империи. Но самое главное, на экспорт революции. На то, чтобы поддержать восставших рабочих, вот ту эфемерную Советскую Баварскую республику в Германии, которая создаётся в восемнадцатом году совсем не надолго.



Казалось бы, вот этот критический момент.

Большевики выступают интернационалистски. Они говорят, что нам не надо ни с кем воевать, что войны должны быть не международными, междугосударственными, а классовыми. Поэтому необходимо уничтожать буржуазию. Буржуазию необходимо уничтожать в России: пролетариат должен уничтожать буржуазию в России, и пролетариат должен уничтожать буржуазию в Европе. Поэтому русский пролетариат и европейский пролетариат, а также азиатский пролетариат, должны собраться и все вместе уничтожать физически, вырезать буржуазию везде.



Соответственно, помните, мы говорили, что не вопрос безопасности и не вопрос национальных отношений является доминирующим в марксистской парадигме, а вопрос классовой солидарности. Интернациональный пролетарский класс должен был уничтожить, дать бой интернациональному буржуазному классу, как бы разрезая государства по горизонтали, а не по вертикали. Непризнание вот этих границ национальных интересов России и заставило большевиков заключить с немцами мир в Рапала, Брест-литовский мир по которому мы отказывались от всех наших территориальных претензий в первой мировой войне, полностью сдавали наши позиции, выходили в одностороннем порядке. Практически шли на любые немецкие требования.



Почему? Потому что, для большевиков Россия вообще не имела никакой ценности, это вообще было не государство: для них был классовый взгляд. Границы России ничего не отделяли: ни на востоке, ни на западе и были просто такой условной данью буржуазных конвенций, которые необходимо взорвать. Поэтому Троцкий, который приезжает заключать Брест-Литовский мир, в этот же момент занимается пропагандой немецких солдат, для того, чтобы они быстрее осуществляли у себя революцию. Поэтому Россия для них – ничто просто, для большевиков. Это временное явление. Другое дело, что тот факт, что они захватили власть именно в России, а не где-то ещё, в общем, ставило их в очень сложные условия.



Смотрите, Маркс говорил, что в России пролетарская революция невозможна, а в Европе неизбежна. Получилось всё наоборот. В России она происходит, там, где она невозможна, а в Европе она не происходит, там, где она неизбежна. То есть, Ленин как бы оказывается каким-то странным образом в оппозиции Марксу. То есть, он осуществил то, что Маркс говорил, что невозможно и не то и одновременно, там, где Маркс говорил вот-вот - там вот ничего подобного. Там вот совершенно идёт другая модель.



Соответственно, уже победа большевиков новой России - было не только подтверждением марксовой теории, но и её опровержением. Одновременно и подтверждением и опровержением. Подтверждением в том смысле, что революция возможна, пролетарская. А в другом случае опровержение, потому что она произошла не там, где утверждал Маркс. Это фундаментально изменяло парадигму международных отношений и заставляло рассматривать большевиков, ситуацию захвата власти в одной стране, как некоторое такое вот очень специфическое явление.
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.04.2014, 11:43   #5
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Шанс Путина

Александр Дугин: Сейчас та ситуация, где мы уже можем развернуться.

В советское время невозможно это было говорить. В 90-е годы все выживали или, там, собирали первоначальный капитал. Но сейчас-то выжили, кто выжил. Собрали или уже ясно: не соберут. Кто-то другой собрал ваш первоначальный капитал и с вами уже не поделится. Без революции это уже не переделить. Но, соответственно, надо уже всерьёз взяться как-то за ум. Поэтому я думаю, что мы сейчас находимся в уникальной исторической ситуации, когда время подумать по-настоящему.



Сейчас можно не спешить, потому что с простыми вопросами мы опоздали, когда в 90-е годы надо было решать "да" или "нет" России - просто опоздали.

То, что есть, то и есть. Это досталось не нами, нам практически бесплатно в двухтысячные годы с Путиным досталось, потому что взял и остановил исчезновение нашей страны, которая была просто на пороге. Мы висели: вот-вот, раз - и всё. И не мы это сделали, не патриоты. Мы боролись, но ничего мы не добились.



Пришёл Путин, который взял и сказал: "Вот, ребята, я даю вам ещё шанс". Кстати, заслужили мы его, не заслужили - теперь это другой вопрос. Дальше ничего он не дал, кроме шанса. Он только шанс дал. Когда мы говорим: "Что же он то не делает?". Даже если ничего не делает, тот факт, что он сохранил Россию в тот момент, когда её могло не быть, он уже нам всё дал. А теперь уже он больше не может. Он тоже советский человек. У него что, семь пядей что ли? Теперь другие должны вступать.



Где они другие? Если мы будем их ждать откуда-то - вот, точно они не появятся. Поэтому другие - это мы. Мы - это русские люди, которые должны в этой ситуации, когда нам дали ещё исторический момент, мы должны по-настоящему проснуться. "По-настоящему проснуться" - значит включить всё то, что у нас есть: весь наш внутренний потенциал, а самое главное - интеллектуальный.
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.04.2014, 11:45   #6
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Чудовищная страна Россия

Александр Дугин: Очень было любопытно, это было начало девяностых. Был огромный зал сторонников Сороса. Обсуждать мы должны были "Открытое общество и его враги". И вот. Когда стали люди выходить, разные сторонники Сороса, они говорили, что они думают.



Но знаете, что они говорили?

- "Какой вы прекрасный замечательный Джордж Сорос, какая замечательная идея либерализма, дайте нам денег".

Другой выходит, третий. Вначале Сорос слушал, ему переводили, потом он стал дремать, потому что мог предсказать, опять: какой прекрасный фонд, как важно за права человека, как они здесь угнетаются, как много здесь всяких меньшинств, которыми нужна их личная помощь и Джордж Сорос должен именно им помочь. Даже отталкивали друг друга от микрофона, кричали:

- "Этому не давайте. Давайте мне. Этот всё не туда потратят, а я потрачу туда"

И Сорос задремал. Ему это всё переводили, переводили как-то плохо, он что-то понимал, что-то не понимал.



Потом я к нему обращаюсь по-английски:

- "Джордж Сорос, вот я прочёл вашу книгу. Вы основываетесь на книге, которую вы любите, Карла Поппера".

Прочитал другие его работы" Процитировал какие и говорю:

- "Вы знаете, вы исходите из антропологии индивидуалистического типа. Эта антропология действительно является одной из черт западноевропейской культуры. Но в нашем обществе антропология другая, она коллективная, она прямо противоположна всем тезисам "Открытого общества и его враги". Мы враги открытого общества. Вы приехали в общество, где ценностная система просто прямо противоположна Вашей. И вы хотите здесь что-то сделать? Мистер Сорос, я вам советую, собирайте вещи и валите отсюда, с этой Вашей книгой" Просто напрямую.



Сорос проснулся, он узнал язык, на котором он говорит, пришёл в себя, к старческому лицу прилила кровь. Он подошёл к микрофону, и:



- "Вы знаете", - говорит - "Вот это поразительная вещь, Россия. Вот всё, что вы говорите, вот у меня сложилось впечатление, что единственный человек, который прочитал книгу, который знает сюжет, это господин Дугин. Потому что он говорил, цитируя там фрагменты. Вы, кажется, этого не удосуживались сделать. Ну как мы с вами здесь либерализм насадим, если вы её не читаете и хотите от меня денег. А единственный человек из этого большого зала моих друзей, который её прочитал, послал меня отсюда вон. Значит, видимо это уже судьба вашей чудовищной страны, что всё начинается хорошо, а заканчивается вот так".
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 03.04.2014, 11:17   #7
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Атлантическая глобализация

Александр Дугин: Мы видели, что после Версаля была создана ещё в 21-ом году так называемая организация "Совет по внешней политике США" (CFR - Council on Foreign Relations), которую возглавил Исайя Боумен, и которая служила инструментом глобального геополитического анализа американцами их интересов. Она была построена на геополитических принципах. Она стала одной из самых центральных и влиятельных организаций, существует до сих пор: CFR - "Совет по внешним отношениям". В значительной степени с этой организацией вошёл в контакт Хэлфорд Маккиндер. Последнюю свою статью "Круглая планета и завоевание мира" он опубликовал в "Foreign Affairs" (foreign affairs - внешние вопросы. "Вопросы внешней политики" - это журнал, издаваемый CFR. Он до сих пор издаётся).



CFR - это американская структура экспертная, но изначально создаётся два дополнительных крыла CFR:

1. В лице "Четем Хаус" - Королевского центра стратегических исследований в Лондоне, который так же мыслит мир с точки зрения доминации талассократической цивилизации. Америка после Первой мировой войны становится интеллектуальным центром. CFR: основной массив расположен в США и как бы его филиал - в Великобритании, имевший колоссальный имперский, британский размах, в том числе и аналитический, стратегический. Тот же Маккиндер - один из активистов этого направления, основатель лондонской школы экономики.

2. И создаётся институт Тихоокеанских исследований в тот же период, как исследование геополитики талассократической в Азии.



Таким образом, уже в 20-е годы формируется некоторая трёхуровневая модель атлантической цивилизации, где существует в проекте три центра управления:

1. США – CFR, Совет по внешним отношениям.

2. В Великобритании - Chatham House ("Четем Хаус" - Королевский институт стратегических исследований).

3. И не получивший большого развития отдел Тихоокеанских исследований. Центр его был в Европе, потому что Япония в тот период была самостоятельной, Китай – полусамостоятельным. Центр тихоокеанских исследований сделали в Европе.



Почему это для нас важно?

Потому что это были центры активного, сознательного, поэтому субъективного (самоосознающего свои стратегические интересы) стратегического планирования в геополитическом ключе на глобальном уровне. CFR становится базовым штабом атлантистской интеграции: атлантистской стратегии в интересах уже не только Соединённых Штатов Америки (обратите внимание), а в интересах глобальной атлантистской цивилизации. То есть CFR задуман и как институт построения американской внешней политики, и как институт, отвечающий за интересы всей капиталистической западной цивилизации. Поэтому одна из задач, которую декларируют с самого начала участники CFR - это создание мирового правительства. Обратите внимание: мирового правительства, уже не американского - под эгидой западных стратегических кругов и экономических кругов. Поскольку мы имеет дело с Карфагеном, то базовую роль здесь играют экономические корпорации, монополии, транснациональные корпорации и так далее.



И в ходе построения проекта мирового правительства идёт районирование атлантистского мира. Уже после Версаля это районирование довольно очевидно:

1. CFR США как представители этого мирового правительства внутри Америки. Многие американские консервативные, левые и даже правые круги критиковали CFR, как проводящий политику не в национальных интересах США, а в интересах этого глобального мирового правительства, которое в определённых случаях идёт против интересов США. Так, по крайней мере, звучала эта критика в адрес CFR. Это один полюс, тем не менее, американский полюс глобального правительства.

2. Есть английский полюс, или европейский полюс, воплощённый в Королевском институте стратегических исследований (британском).

3. И уже тогда, после Первой Мировой войны, создаётся набросок Тихоокеанского бюро. Бюро, которое будет выстраивать модель стратегическую атлантистского контроля в Тихоокеанской зоне.



После 45-го года, по результатам Второй мировой войны, США из одной из сил атлантизма становится базовым центром и форпостом атлантизма. Ситуацию для этого подготавливает победа стран Антанты в Первой Мировой войне. После Второй Мировой войны происходит шифт - перенос центра атлантистской цивилизации (талассократической) от Великобритании к США и, соответственно, роль CFR как стратегического центра управления западной (талассократической) цивилизацией окончательно утверждается и подтверждается.



Но начинается это раньше процесс передачи глобальной имперской миссии от Великобритании, которая была оплотом талассократии в первой четверти ещё 20-го века, к США. Что стало фактом в эпоху "Холодной войны", когда США по результатам Второй Мировой войны стали главным центром талассократии. И когда последняя статья Маккиндера опубликована уже в американском журнале. Обратите внимание, что в 1905 году Маккиндер ещё не знает точно, сомневается относительно того, к какой цивилизации причислить США: может быть даже к континентальной. И последнюю статью свою стратегическую, программную, он публикует в "Foreign Affairs - в американском журнале.



В период Второй Мировой войны создаётся мощная структура ЦРУ - центрального разведывательного управления, которое создаётся британскими специалистами из МИ-6. И там, с участием представителей и аналитиков CFR, о которых мы говорили, и происходит некоторая фундаментальная концентрация разведчиков (геостратегов) британских с одной стороны, и передача инициативы американской политике - вот этот геополитический шифт. Столица талассократии однозначно переносится из Лондона в Вашингтон. Общий обзор талассократии не меняется: это та же самая цивилизация моря, та же самая маккиндеровская карта, но столица переносится ещё западнее: от Лондона в Вашингтон.



Вопрос студента: Зачем?



Александр Дугин: Ну, это процесс, мы не знаем - зачем. Мы фиксируем, что идёт такой шифт: переход инициативы от Англии к США после 45-го года.



Что показательно?

Что в политике после 45-го года начинается деколонизация, когда страны определённые, которые были колониями Англии (у неё больше всех было колоний), становятся независимыми и самостоятельными. Но они не становится независимыми и самостоятельными номинально. На самом деле и колониальная администрация сохраняет свои позиции в определении дальнейшего пути развития этих стран, а экономическим и военно-стратегическим образом они становятся базами и плацдармами уже американской новой системы. Там, где были английские колонии, оказываются военные американские базы. Практически по всему пространству бывшей британской империи происходит передача власти от Англии к США. Британия становится подсобной силой. Хотя в начале первой четверти 20-го века она была лидирующим центром атлантизма.



И что любопытно?

Что на уровне геополитики этот процесс начинается гораздо раньше того момента, когда мы видим уже после Второй мировой войны как факт подъём глобальной мощи Соединённых Штатов Америки. Всё начинается раньше на тридцать лет. Начинается это всё в 20-е годы, а не в 50-е, когда образуется CFR как головная структура американского и, соответственно, талассократического, соответственно, капиталистического западного мирового управления.



После Второй Мировой войны мы имеем двуполярный мир, во главе которого стоит уже не Англия против России, а другая англосаксонская держава - США против СССР. Вот эта базовая структура отражается в политической идеологической карте мира после Второй Мировой войны.



Теперь, что же CFR?

CFR становится всё более и более влиятельной силой в самих Соединённых Штатах Америки. Очень интересно, что в 1974 году лидеры CFR, два главных интеллектуала (один - демократ, другой - республиканец), уже не раз упоминавшийся нами в нашем курсе: Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер крупнейшие геополитики и интеллектуалы стратегические (стратеги) США - организуют Трёхстороннюю комиссию Trilateral Commission. Которая представляет собой новое издание того проекта, который был после Версаля, где эта Трёхсторонняя комиссия (Trilateral Commission) формируется из трёх базовых модулей. Опять мы имеем дело с районированием талассократического пространства:

- Это США и CFR, потому что подавляющее большинство (90%) этой Комиссии обеспечивают американцы (CFR), субъективно представленные Бжезинским, Киссинджером и Дэвидом Рокфеллером, в частности. Это некоторое ядро Трёхсторонней комиссии.

- Создаётся Европейское отделение Трёхсторонней комиссии.

- И японское. К тому времени Япония уже оккупирована США после 45-го года, и становится постепенно плацдармом западных интересов в Тихоокеанском регионе.



Итак, США, Европа и Япония представляют собой три полюса, или три стороны этой Трёхсторонней комиссии. Trilateral Commission: США, Европа и Япония.



Что это нам напоминает?

Это напоминает ту изначальную инициативу, которая создавалась в первый момент после Версаля, когда CFR был создан. На месте английского уже выступает интегрированное европейское стратегическое пространство, но Королевский институт стратегических исследований ("Четем Хаус") сохраняет свою позицию. Он-то и формирует основные кадры, хотя уже включаются представители послевоенной Германии, Франции в эту Трёхстороннюю комиссию. Та намеченная инициатива Тихоокеанского региона воплощается уже однозначно в проамериканской (проНАТОвской), подчинённой, по сути оккупированной американцами стратегически Японии.



Мы имеем дело с новым изданием геополитического районирования, где на карте мира глобальной можно выделить четыре зоны. Три из них интегрированы США и являются такими как бы переходными к мировому правительству, это:

1. Американская зона, которая находится более-менее под контролем Соединённых Штатов Америки, включая страны Центральной и Латинской Америки. Поскольку влияние в тот период (60е-70-е годы) США является доминирующим. Эти страны развивающиеся, слабые, зависимые. США здесь играет роль абсолютного доминанта, абсолютного лидера).

2. Европейское интегрированное пространство тоже под западной атлантистской эгидой.

3. И Тихоокеанские страны, которые идут западным курсом.



Три зоны, объединённые в структуру глобальной талассократии - три талассократических пространства.



И четвёртая зона, против которой направлена Трёхсторонняя комиссия - это страны социалистического лагеря: в первую очередь СССР, также коммунистический Китай.



Четырёхуровневая (четырёхполярная, квадриполярная) модель является базовой для этой Трёхсторонней комиссии.

- При этом три пространства считаются талассократическими. Интегрируются под эгидой прообраза единого мирового правительства: западного, таласскратического, капиталистического, американо-центристского.

- И одна зона из четырёх: советская социалистическая - является исключённой.



Три включены, одна исключёна.

Три интегрированы, одна, наоборот, - подвергается окружению и давлению.

Соответственно, это - стратегическая карта "Холодной войны". Где идёт война: настоящая, полноценная, стратегическая война континентов. Великая война континентов между двумя типами цивилизаций: цивилизацией Карфагена и Рима, Спарты и Афин, капитализма и социализма уже в 20-ом веке. Геополитика выражается (отливается) в эту идеологическую модель противостояния (идеологической борьбы) двух мировых систем.



Набор текста: Наталья Альшаева

Редакция: Наталья Ризаева
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 03.04.2014, 11:20   #8
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Геополитика и российская пятая колонна в украинской драме

Мой анализ событий в Украине, прогнозы и рекомендации на нем основанные, строятся не из моих личных пожеланий, симпатий или антипатий, но на основании геополитической картины мира и соответствующего содержания протекающих в нем процессов.
Есть атлантизм. Это США, НАТО, Евросоюз, либерализм, технократия, глобализм, мировая финансовая олигархия. После 1991 года это стало единственным и главным полюсом планетарной системы и основой баланса сил. Сети этого полюса распространяются на все страны мира и агенты атлантизма есть во всех обществах. Это очевидно.
Но есть и альтернативный полюс: евразийский. Его ядром объективно является Heartland, находящийся в России (не потому, что я русский, а потому, что это закон геополитики, открытый скорее англо-саксами, Макиндер, и развитый немцами, Хаусхофер, чем русскими). Россия есть альтернативный полюс - против однополярного мира за многополярный, против глобализации за сохранение национальных идентичностей, против долларового империализма за многообразие региональных валют, против ультралиберальных ценностей за консерватизм (например, однополых браков и легализации инцеста).
Я отождествляю себя с евразийским полюсом. Теоретически каждый может поступить либо также, либо противоположным образом. После этого все становится предельно ясно.
Внутри России для меня друзья - все патриоты, которые стоят за усиление России, ее консолидацию, ее самобытность, ее идентичность. Путин олицетворяет возрождение России после атлантистов Горбачева и Ельцина, поэтому мы на стороне Путина.
Враги внутри России - западники, либералы, сеть агентов влияния США во всех сферах. Враги в этом случае - пятая колонна. Они стоят на противоположной стороне, и поэтому у меня к ним одно чувство - холодная спокойная ненависть. Намного большая, чем ко внешним врагам - те естественны, а предатели противоестественны. Страна дала им все, а они в нее плюют и ей торгуют.
Во вне России враги - США, Евросоюз, НАТО, сторонники американской гегемонии, однополярного мира, мировой финансовой олигархии, идеологии либерализма. С ними идет непрерывная война - Великая Война Континентов, евразийцы против атлантистов. У войны есть фазы - холодные и горячие, острые и приглушенные. Есть уровни - прямых военных столкновений или конкуренции в видах вооружений, информационных компаний или дипломатических демаршей, идеологических коллизий - либерализм, глобализм (они) против патриотизма (мы).
Друзьями вне России являются все страны (такие как БРИКС) которые движутся к многополярному мироустройству (они воздержались на сессии ООН по Крыму от американской атлантистской резолюции), но особенно те, кто бросают прямой вызов американской гегемонии (они голосовали на сессии ООН по Крыму против американской атлантистской резолюции). Кроме того, и на Западе и в США множество людей и движений выступают против однополярного мира, против атлантизма и против той линии, которую проводит их правительства. Они представляют собой геополитическую оппозицию атлантизму независимо от их идеологии: ими могут быть антилибералы справа, слева или даже либеральные инакомыслящие (как многие северо-американские противники Нового Мирового Порядка - такие как Алекс Джонс, Рон Пол или Пэт Бьюкенен).
Все это и определяет дешифровку украинской драмы: это еще один фронт Великой Войны Континентов. На одной стороне атлантисты США, проамериканские лидеры Евросоюза, сам Евромайдан, хунта, а также атлантистская пятая колонна в самой России. На другой стороны, Москва, Путин, Крым, прорусские силы Юга и Востока Украины, подавляющее большинство граждан России. Кроме того, нас активно поддерживают извне радикальные противники гегемонии, осторожно - скрытые или колеблющиеся.
В такой картине все предельно ясно. И любые нюансы проистекают из более детальной фокусировки.
На пятую колонну в России я обращаю внимание именно потому, что именно она является самым эффективным оружием атлантизма: благодаря ей был разрушен Советский Союз (географически это была Большая Россия), она пришла к власти в 90е, породила олигархию и внедрила либерализм на все высшие уровни российских политических элит, и до сих пор контролирует важнейшие сферы в экономике, политике, культуре, образовании. Любая попытка атаковать пятую колонну - будь-то Зубов или Макаревич, "Дождь" или "Эхо" - немедленно провоцирует мобилизацию всех ее кадров. Точно также саботируется, дискредитируется, забалтывается, извращается любое патриотическое и евразийское начинание. Секцию евразийской интеграции на мероприятии ОНФ поручили вести радикальному либерал-атлантисту Юргенсу и так везде. Естественно, все наши упущения прежних лет, в том числе и неготовность к событиям в Украине, результат этой подрывной деятельности пятой колонны. Путин включается в игру только в самый последний момент, и всякий раз Россия делает рывок вперед. Но стоит ему отвлечься, пятая колонна с опорой на инерцию и коррупцию тут же перехватывает инициативу. И так происходит снова и снова и снова. Поэтому каждый бросок дается с таким трудом.
В битве за Украину российская пятая колонна проявляет себя чрезвычайно активно. Крым это евразийство в действии. Его последствия неминуемо приводят к явному торжеству именно нашей патриотической евразийской идеологии. Для пятой колонны это означает конец. Во всех смыслах.
Нельзя выдерживать атаки Запада, опираясь на проводников влияния Запада, на его откровенных шпионов. Поэтому сейчас вся американская сеть в высших эшелонах российской власти мобилизована: задача одна - убедить Путина удовлетвориться Крымом и оставить Юго-Восток хунте. Если Путин на это пойдет, немедленно США и НАТО с новой силой поставят вопрос о Крыме. И далее по пространству самой России. Поэтому битва атлантистов и евразийцев сейчас разыгрывается на Востоке и Юге Украины. Стоит нам расслабиться, мы рискуем потерять даже то, что мы приобрели.
Сейчас идет патриотический подъем, если его не закрепить институционально, то возможны самые негативные последствия. Чтобы Россия смогла эффективно выдерживать нарастающую конфронтацию с Западом, стране и обществу нужен совершенно иной настрой. Стоит сделать шаг назад, последствия будут фатальными. Остановить наступление (на Запад и на пятую колонну - во всех смыслах) - равнозначно тому, чтобы начать отступление.
Поэтому сейчас мы приближаемся к новой принципиально важной точке: признанию/непризнанию хунты. Если мы пусть косвенно признаем ее (согласившись вести переговоры, признав пусть с оговорками выборы в мае), мы существенно ослабим наши позиции. Сейчас российская власть Путин/Лавров/Шойгу и основные СМИ ведут себя строго по-евразийски. Это образцовый патриотизм. Но для многих держаться на такой планке чрезвычайно непривычно и трудно. На время (переворот в Киеве, Майдан и Крым) все собрались, но это многими воспринимается как временный форс-мажор. На самом же деле мы вошли в острую стадию Великой Войны Континентов и темп, риски и моменты решения будут становиться только более интенсивными.
Вот почему так важно строго держаться прямой евразийской патриотической линии на всех фронтах - включая аналитику, СМИ, культуру, образование.
Пятая колонна это очень серьезно. Это самый настоящий жестокий холодный и профессиональный враг. Геополитический.
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.04.2014, 12:24   #9
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Дугин и Познер

Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 28.06.2014, 00:21   #10
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Дугина уволили из МГУ


Философ Александр Дугин сообщил, что по распоряжению ректора МГУ Виктора Садовничего уволен с поста заведующего кафедрой социологии международных отношений социологического факультета.

«С нарушением всех правил ректор МГУ В. А. Садовничий отменил свой указ на основании решения ученого совета МГУ им. М. В. Ломоносова от мая 2014 года о моем назначении по конкурсу на должность заведующего кафедрой социологии международных отношений МГУ им. М. В. Ломоносова до 2019 года, который сам же и подписал чуть более месяца тому назад, и тем самым моя работа в МГУ завершена», – сообщил Дугин в своем Facebook.

«В разговоре с деканом Садовничий заявил, что это реакция «определенных кругов» на мою позицию по Новороссии. Каких, не уточнил. Декан Владимир Иванович Добреньков, русский патриот, также покинул свой пост. То, за что боролись либералы и атлантисты в течение стольких лет, произошло», – заявил философ.
«Ректор дал этому решению еще и такое странное обоснование: по его словам, «МГУ – место для науки, а не политики, а Дугин, мол, слишком увлекся политикой». Но дальше – интересное: на место заведующего кафедрой социологии международных отношений выдвинут Жириновский. Видимо, Жириновский никакого отношения к политике не имеет и занимается исключительно чистой наукой», – написал Дугин.

На протяжении последних месяцев Дугин активно выступал в поддержку борьбы жителей Юго-Востока Украины против киевских властей.

Ранее на сайте Change.org появилась петиция к ректору МГУ с требованием уволить Дугина со своей должности.

Поводом стали призывы к убийству сторонников киевских властей, озвученные Дугиным в интервью СМИ после событий в Одессе.

Дугин известен тем, что отстаивает идеи евразийства и консерватизма, предлагая их в качестве идеологической платформы российской власти.
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 30.06.2014, 19:35   #11
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Александр Дугин: О Новороссии и вводе войск. Геополитический анализ

О геополитике и ее методе (надеюсь, что в последний раз)

Геополитика основана на принципе противостояния Моря (США, НАТО) и Суши (Россия, Евразийский Союз). Это аксиома этой научной дисциплины. Другой геополитики нет. Так она преподается в США, так в Европе. Так в России. Кто не согласен, переходит на другую страницу. Аналогично: читаем дважды два четыре. - "Я не согласен". Возможно, несогласие с 2х2=4 имеет глубокий метафизический смысл, но для выяснения его переходим на другую страницу или меняем профиль образования. Сказали: "геополитика" – согласились с формулой Море против Суши. Не согласны с формулой Море против Суши, меняем дисциплину. Нельзя отрицать Море против Суши и признавать геополитику. Нельзя отрицать 2х2=4 и признавать арифметику. Вернее, можно, но это будет экстравагантный эпатаж. Две параллельные пересекаются. Отличная новая геометрия, но чтобы понять ее смысл, надо прежде изучить старую геометрию, где они не пересекаются, и в этом их логическое определение (логика принимает три закона Аристотеля, есть другие логики, но все они основаны на игре с логикой Аристотеля в фундаменте). Может быть экстравагантная парадоксальная геополитика, где нет противостояния Моря и Суши. Как есть мета-математика, где 2х2=5, и геометрия Лобачевского, где параллельные пересекаются. Есть еще и логики, где А=А и одновременно не равно. Но в основе всех этих вычурных конструкций лежит нечто основное: параллельные не пересекаются (геометрия), 2х2=4 (арифметика) и Море против Суши (геополитика).

Итак, с точки зрения геополитики, между США и Россией в силу их пространственного расположения, подтвержденного историей, идет позиционная война. Великая Война Континентов. Море=атлантизм, американоцентричная западная цивилизация. Суша=Россия=Евразия=континентальная цивилизация.

Каждая линия представлена научной школой. Во главе атлантистской геополитики американец Бжезинский, во главе российской (на сегодняшний момент) – я.

С Бжезинским мы имеем дело с одним и тем же миром, где действуют одни и те же законы и соотношения, одни и те же правила и одни и те же связи. Он видит, однако, главного игрока на стороне Моря (США, однополярность), я позиционирую себя в центре Суши, как представитель Русского Мира. Наши взгляды диаметрально противоположны по целям, но совпадают в описании структуры мира, в котором мы находимся.


Роль Украины в Великой Войне Континентов

В дуэли Море vs Суша мы с Бжезинским согласны относительно ключевой роли Украины в вопросе возрождения континентальной мощи Суши (России). Но, естественно, мы имеем прямо противоположные установки насчет развития событий. В книге «Великая шахматная доска» и в других работах Бжезинский настаивает на том, чтобы Запад (Море) оторвал Украину от России блокировав тем самым саму возможность ее возврата в историю и в Европу как великой суверенной державы. В своей книге «Основы геополитики» (первое издание 1997) и в других работах я настаиваю на том, чтобы мы либо вовлекли Украину в зону своего влияния, либо способствовали ее распаду и интеграции в зону нашего влияния Крыма и Новороссии (областей, относящихся культурно и геополитически к Евразии). Напомню, что основателем геополитики был Хэлфорд Макиндер, в период гражданской войны выполнявший обязанности комиссара Антанты по Украине при Белом движении и настаивавший на расчленении бывшей Российской Империи. Геополитика и геополитики чрезвычайно константны. Макиндеру отвечали основатели евразийства Трубецкой и Савицкий, настаивавшие на интеграции Украины в зону цивилизации Суши (Россию, даже большевистскую).

Битва за Украину была ключевой во все 1990-е и все 2000-е годы. Как и все в геополитике в то время Западом (Море) она велась активно, нами (Суша) – пассивно. Но законы исторической и культурной инерции постоянно сбивали радикальные планы атлантистов по борьбе с украинским евразийством (Юго-Восток упорно голосовал за тех кандидатов, которые оттягивали или саботировали полный и окончательный отрыв Украины от России). Вашингтон играл активную партию в Великой Войне Континентов, Москва только реагировала (вяло). Но и этого хватало до поры до времени. Путин стал реагировать более упорно, и этого хватило, чтобы даже такая реактивная политика замедлила реализацию планов атлантистов.

Так в противостоянии Бжезинского и Дугина прошло двадцать три года в позиционной борьбе за Украину. Мы противостояли на теоретическом уровне, аппараты наших стран на практическом. Битва в зоне идей дублировалась битвой в зоне Realpolitik, включающей в себя экономику, дипломатию, промышленность, энергетику, политтехнологии и т.д. Но область идей интересна тем, что в ней все дается голографично, сразу и одновременно. Для людей с техническим уклоном это выглядит чересчур «фантастично», поэтому они отвергают мир идей и философию, а также сопряженные с ней дисциплины с высоким уровнем обобщения – как иррелевантные. Однако незнание законов геополитики никого не освобождает от действенности законов геополитики.

Геополитика переворота 2014 года и его прямые следствия

В 2014 году атлантисты, которым надоело затяжное перетягивание каната по оси Запад-Центр Украины (проатлантистская зона) Юго-Восток Украины (проевразийская зона=Русский Мир=Крым и Новороссия), совершают в Киеве госпереворот, чтобы вывести Украину из-под влияния России окончательно. Им выгодно обострить ситуацию и вывести на первый план украинских ультранационалистов и неонацистов: Запад их «не замечает» именно потому, что они-то ему и нужны и в его плане играют ведущую (хотя и весьма неприглядную) роль – ровно также, как ваххабиты и салафиты в исламском мире. Задача Бжезинского разорвать Украину и Россию. После успешного переворота этот разрыв по сути произошел (один – ноль в пользу Моря). В Киеве власть захватили жестко русофобские и открыто проатлантистские силы – атлантистами являются и либералы и националисты (и Порошенко и Ляшко; и Яценюк и Ярош; и Турчинов и Тягнибок, а Тимошенко сразу «два в одном» – и либералка и националистка). Далее могло быть несколько сценариев:

+ матч заканчивается (Украина уходит, Черноморский флот покидает Севастополь и т.д.);
+ матч продолжается.

Мы знаем сегодня, что он продолжился. В ответ на атлантистский переворот Россия дает вполне симметричный ответ. Воссоединение с Крымом. Атлантисты внутри России выходят на Марш Мира (Марш Предателей) и декларируют себя как пятую колонну цивилизации Моря. Их геополитический профайл составлен и закреплен. Но остановить Путина им не удается, Аксенов и Чалый в Кремле, Референдум состоялся. Крым наш. Один-один. Украину от Россию оторвали, но не всю. Снова альтернатива:

+ дружеская ничья (останавливаемся на этом и фиксируем убытки и прибыли),
+ матч продолжается.

Мы знаем сегодня, что он продолжается. Донецк и Луганск поднимаются против хунты. За Евразию против Атлантики. Суша против Моря. Все смещается к Новороссии. Море тем временем наносит еще один удар: санкции по высшим российским чиновникам и по экономическим связям с Европой. Удар ощутимый. Путин колеблется повторить крымский сценарий. Формально объяснение в юридической стороне дела. Неформально – в том, что продолжение матча повышает ставки. Тут вовсю проявляет себя шестая колонна, которая призывает остановиться на ничьей (Крым нам, Юго-Восток – вам). Именно она истерично вопит по сути то же самое, что ранее вопила пятая колонна: только не война, только не введение войск, иначе Третья мировая, и требует слить Новороссию, как Марш Предателей требовал слить Крым. Бжезинский со своей стороны предупреждает: самое опасное для цивилизации Моря (США, Запада, НАТО) – это введение войск Россией. Шестая колонна придумывает хитрый (и довольно подлый аргумент): США только и ждут того, чтобы спровоцировать Россию на введение войск, и поэтому вводить войска не надо. Аргумент слабый, так как на самом деле Запад боится введения российских войск больше всего. Почему? Потому что никого в США, ни тем более в европейских странах убедить в целесообразности ведения войны с Россией невозможно («продать войну с Россией не получится», как выражаются грубо сами американцы), а для национальных интересов США прямой угрозы гуманитарная интервенция в Новороссию не представляет. Рисковать ядерной войной за территории, не представляющие для США и Евросоюза жизненного интереса, никто в прагматичном Вашингтоне, и тем более изнеженном Брюсселе, ни при каких обстоятельствах не станет. Поэтому страхи Третьей мировой – медийный блеф, часть информационной войны и дезинформационной стратегии.

Соответственно, евразийцы призывают к введению войск, полностью симметрично атлантистам. Центром атлантизма являются США. В России же атлантистские связи в этой критической ситуации все прозвонены: пятая колонна обнаружила себя на первом этапе, шестая на втором. Сторонники «невведения войск» и есть шестая колонна – шпионы за Путина, медиум-предатели, как я изначально определил это политологически.

Мы находимся в этой части матча, который не закончен. Битва за Новороссию продолжается. И сейчас вполне можно сделать некоторые геополитические замечания.


Необходимо ли введение войск?

Нужно ли Суше само введение войск или что-то еще? И вот здесь-то и разгорелись главные споры внутри патриотического и центристского большинства. Позиция большинства народа однозначна, он за введение войск. Но его мнение игнорируется элитой. Народ был за Крым и элита тоже. Теперь народ за Новороссию, а элита не совсем. В чем разница? В том, что в России есть пятая и шестая колонны, то есть открытые радикальные атлантисты (пятая колонна: открыто против Путина) и скрытые атлантисты (шестая колонна: внешне за Путина, но внутренне против него). Пятая колонна полностью и всегда против народа. Шестая - иногда за, иногда против.

Политическая элита в России в свою очередь разделилась на четыре части:

1. принципиально патриотическая, православно-евразийская (за ввод войск, несмотря ни на что), а ведь есть и такие, и среди убежденных державников и силовиков довольно много людей с евразийской ориентацией, православными ценностями и верностью народу;

2. трусовато-глуповато патриотическая (за Новороссию, но против ввода войск, так как это страшно и прямого сигнала сверху поддерживать ввод войск не поступало);

3. конформистская (против ввода войск, потому что так, как кажется, считает Главный, но не против уж совсем Новороссии);

4. атлантистская и либеральная (жестко против ввода войск по тысячам причин – из полного ужаса от пробуждения русского народа и русского духа в Новороссии; от страха перед санкциями, ведь их сердце на Западе; из стремления свергнуть и ослабить Путина, который становится непобедим, если обопрется на народное патриотическое большинство и патриотов в элите; в силу прямых указаний, поступающих из Вашингтона, из либерализма).


Только четвертая и есть шестая колонна. Первая категория чисто евразийская, вторая и третья либо вообще без собственного мнения, либо с каким-то странным анализом. Евгений Федоров, например, объясняет все институциональной слабостью Путина, Николая Стариков, увы, плохо усвоивший уроки геополитики, какими-то еще менее вразумительными и подчас нравственно возмутительными соображениями. Но вот что показательно: четвертая линия элиты (либералы и атлантисты, то есть прямо шестая колонна) искусно манипулируют вторыми и третьими в своих интересах – кого сбивая с толку, кого подкупая, кого запугивая, кому внушая какие-то невнятные схемы. Шестая колонна сильнее патриотов-евразийцев в медийном поле. Именно она превращает неопределенность и колебания Путина в отношении ввода войск в уверенность, что их вводить нельзя. Администрация Президента спускает своей сети осторожный циркуляр: не нагнетать обстановку, не педалировать ввод войск. Агентура шестой колонны трактует это так: немедленно набрасывайтесь на всех, кто требует введения войск, обвиняйте их во всех смертных грехах, устраивайте травлю, требуйте увольнения, исключайте из всех патриотических пабликов и вот вам за это деньги. Так две части элиты, трусовато-глуповатая и конформистская, не имея ничего против Новороссии напрямую, становятся инструментами, управляемыми шестой колонной либо без собственного ведома, либо по собственному. Так геополитический матч позволяет прозвонить всю сеть шестой колонны. И это сделано.

А вот теперь к вопросу: нужно ли введение войск само по себе? Ответ, наверное, удивит многих: совершенно не нужно. Без него легко можно обойтись, потому что существует множество путей решить ситуацию в свою пользу (включая силовые сценарии) без всякого введения войск на территорию бывшей Украины. Главное осознать, что матч продолжается, что нам любой ценой надо выйти на лидирование и сделать баланс Два/Один в пользу Суши. Это значит вывести из-под контроля хунты Новороссию. Но… чтобы это стало реальностью слаженных действий, четких приказов, недвусмысленных распоряжений, действенных мер, у Путина должна быть вся палитра свободы – от полновесно представленной позиции народа и определенной части элиты (принципиальные патриоты), требующих введения войск (это требование вообще ни к чему Путина не обязывает, лишь развязывает ему руки), до визга шестой колонны и либералов от имени другой части элиты о том, что «лишь бы не было войны». Имея такое поле мнений, Путин может принять любое решение и быть независимым ни от кого, получая тем самым полноту суверенитета (суверенен, напомню формулу К. Шмитта, тот, кто принимает решение в чрезвычайной ситуации). Ограничение на одну из позиций (например, на тезис «Путин, введи войска») влияет на стартовые условия и ограничивает свободу рук Путина, отсекая его от этой опции, и косвенно, именно в медийном, а не в реальном смысле – противопоставляя его народу. Путин вполне может оказывать решающую поддержку Новороссии без введения войск. Но это будет не видно. На фоне требования «введения войск», выражающих настроения народа, это будет сокрыто от Запада и понятно самому народу. То есть в таком случае Новороссия будет активом Путина – с введением войск или без него – а не пассивом, где он стиснут обязательствами по пацифизму. Это не столько снижает накал патриотизма в стране (поток добровольцев только растет), сколько разводит народ и Путина по разные стороны. Тем самым наносится ущерб прежде всего самому Путину. Он национальный лидер и герой Крыма. По видимости (а не на самом деле, так как, на самом деле, Путин ничего не сливает) идя на уступки атлантистам в вопросе Новороссии, Путин рискует своей харизмой и поднимающейся волной патриотизма. Путин должен быть Путиным не только Крымским, но и Новоросским. Тогда патриотизм останется в державных рамках и только укрепит Путина. Именно против этого и ведется вся битва шестой колонны. Патриотизм она остановить не в состоянии, Путина поставить под контроль – тоже. Но компания против хэштэга #путинвведивойска – это именно отчаянная информационная баталия атлантистов, чтобы в решающий момент, если это потребуется, а в битве Моря против Суши в какой-то момент это вполне может потребоваться, эта возможность будет вообще исключена.

Итак: Збигнев Бжезинский настаивает – главное, чтобы Россия не ввела войска. Мы настаиваем: Россия может ввести войска, если это потребуется. Под сенью такой решимости Москвы Новороссия справится и сама. И Путин станет Путиным Новороссийским. Показав нерешительность, ситуация меняет свое информационное (не реальное) содержание: получается, что Новороссия стоит вопреки Путину, хотя это совершенно не так. Тем самым шестая колонна готовит снова старый сценарий: подготовку протестных настроений в самой России, где либералы из пятой и шестой колонн будут усилены пассионарными патриотами, разочарованными в Путине. Нечто подобное киевскому Евромайдану. Чем такие истории заканчиваются, мы знаем. Нет уж, лучше не надо.

Результат геополитического анализа. Новороссия держится и сама по себе (изначальный импульс), и в силу поддержки русского народа, и благодаря решающей поддержке Путина. Все три фактора налицо, но третий главный. Путин должен иметь полную свободу политического и геополитического маневрирования на этом этапе битвы Суши и Моря, в центре которого судьба Новороссии. Есть очень серьезные шансы, что Суша обойдет Море Два /Один, закрепит это Два остальными территориями и выйдет на следующий этап – битву за Киев. Дальше я не хочу заглядывать. Будем действовать поэтапно. Риск есть везде, так как история открыта. Но человек есть то единственное живое существо, которое живет, рискуя. Быть человеком – рискованно.

Александр Дугин
http://novorossia.su/ru/node/3321
Dar вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.07.2014, 16:08   #12
irene
Senior Member
 
Регистрация: 13.02.2013
Сообщений: 1,458
По умолчанию Re: Александр Дугин

Вот интересно, чью методику становления сверхсильной личности затрагивает Дугин на семинаре? (Примерно с конца 1-ого часа)

irene вне форума   Ответить с цитированием
Старый 24.07.2014, 14:26   #13
Dar
Senior Member
 
Регистрация: 01.12.2009
Сообщений: 1,877
По умолчанию Re: Александр Дугин

Dar вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 23:57. Часовой пояс GMT +3.


Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc. Перевод: zCarot
AGNI-YOGA TOPSITES